Образ “Кошачьего”... Тысячи лет живет кошка рядом с человеком. Проявляя понимание и толерантность, хитрость и мудрость. Кот ученый не случайно так назван. Мистическая его природа отразилась в приметах и пословицах. Говорят: “Кошка чертей гоняет.” Потому в новый дом первой кошку запускают. “Кота убить – семь лет удачи не видать”, “Кошку девятая смерть донимает”- находим у В.И.Даля.
В сказках Кошачий чаще всего выполняет функцию помощника и посредника между человеком и сущностями мира потустороннего, волшебного, а равно - и силами природы. Не потому ли с давних времен ваяли его из камня. Тут и пиетет к божеству, и стремление приручить. Хотя кошку, как известно, смирить невозможно, а вот задобрить, улестить - можно попытаться. Трудно, конечно. Тем более если речь идет о Пуме и Ягуаре, олицетворяющих саму Смерть. Принести жертвы и тогда уже просить о покровительстве, о помощи в замирении со стихиями. Сфинкс у египтян - такой вот. Огромный... А лапки сложил, и хвостик поджал... Каждый раз, приезжая в Каир, я приходил к нему, вслушивался, а он молчал, солидно, значительно. И по размеру видно, что мудрейший. С таким и помолчать вместе - душу согреет...
Кот ученый, котейко, баюн и рассказчик - и есть тот толмач, что человечий язык разумеет. А как же? Живет-то бок-о-бок, человечий характер знат-понимат. И он же, Кошачий то есть, переводит нам, странникам, с каменного и ветренного, ручейного и птичьего, травьего и лунного - да с какого хотите! Вот отчего на коленях у Кнорозова – Ася, кошечка, заметьте, заморская. Из тех, видать, что и мертвые языки хранит-бережет, толкует.
У нас всегда жили кошки. Пупка, Юнька, Диво, Кохау... Прежде чем уйти на зарядку, я должен покормить ее, мою персидскую, трехцветную кошечку. Так мне завещано. “Не обижать кошечку, кормить, убирать за ней, любить.” Что ж... Завет ведь и есть тот мостик, что души наши соединяет. Как же можно не исполнять? Как же можно не любить?!
Не потому ли сейчас и он - Кошачий - звал меня. Жалея, сочувстуя моему любопытству. Может быть, и ему дан завет три раза в день кормить меня чудесами, не перекармливая, но и не забывая о полднике. Завет любить меня, ухаживать за мной, кормить, не обижать...
Здесь камень так близок...
Так хрупок и тонок
Застывшего времени слой...
Чу? - ропот ли,
Шепот ли,
Гул монотонный,
Невнятный, густой,
Настойчивый шум неолита
Из швов отшлифованных плит,
Подогнанных так, что меж «ноо» и «лито»
Иголки не всунешь,
Молитва, молитва
Сочится, звучит, не молчит...
Бывало во сне, а бывало - спросонок,
Гу-гу и шу-шу из глубинных потемок -
Чу? - точится - там, за стеной
Базарят-вокзалят, и плачет ребёнок,
Голыш, валунёнок, скалёнок, лавенок,
Не деда ли Као внучок-осыпёнок?
А может, и сам он...
Постой...
Да вот же
В тени эвкалипта
Свернулся в комочек, лежит...
Молитва, молитва, молитва
Звучит, не молчит...
И я поклонюсь и присяду,
Прикрою глаза и прильну.
И чувствую сердцем - душа его рада.
И слышу:
- Да ты ль это, милое чадо?
А, ну, покажись-ка? А, ну?!
Удачливых встретишь нечасто.
Я вижу - доволен судьбой.
Веселая пташечка вольного счастья
Кружит над твоей головой.
Ты жив! Ты - живой!
Для чего же «Осанну!»
Поёшь
и зовёшь непрестанно
Бессменно Несущего Крест?
Скажи, разве мало тебе океана?
И острова нашего - чем не Буяна?
И неба, и неба окрест?
Давай-ка, дружок, подымайся.
Успеешь о горнем, поди...
Как ласково солнышко осенью майской!..
А хочешь - да ты, если что, не стесняйся -
Поешь, посиди, отдохни...
Тебя, голубок, не неволю
Шептания слушать мои...»
Разбросаны камни по дикому полю.
И ветер,
и шелест,
и шепот прибоя...
- Я слушаю, Рапа-Нуи...