18. Старик (продолжение)
А вы действительно знали мистера Кон-тики, то есть Тура Хейер...
О! Йа! – закивал старик, будто не расслышал. - Герр Клаус был фигура!
Еще в Германии, при Гитлере – и в Рейхсканцелярии, и в Вольфшанце... Все им хотелось знать... В свастике – четыре, заметь, а в звезде пять. Свастика – выше, а звезда – ближе, земнее, понимаешь? Он и меня взял поэтому. Вот, – и старик предъявил правую, таимую прежде в кошачьем тельце, правую – без мизинца, четырехпалую лапку, а левая была такая же маленькая, но пяти. – В 1943 к фюреру звали реже, и в 1944 – раза два, не больше. Конечно, герр Клаус продолжал бывать и в Аненербе, и в клубе. До войны герр Доктор писал о народах-учителях – атлантах, арийцах, виракочах.
Все меня утешал: «Ничего, ничего, Катце, (он звал меня – Катце, котенком), - и атланты, и вон – Лунный Кот – все беспалые, прежние – беспалые...»
Дождь шел ровно, крупно и так же ровно шумел океан, накатывая длинными, пенными – и потому - хорошо различимыми волнами. Меня же штормило, мысли путались, налетая с разных сторон, бурля в водовороте:
...кто же он, этот Доктор? Фон Катцвальд, изучавший четырехпалых на Тибете и Суматре? Но он был не Клаусом, а Эдвардом. Похоже, псевдоним.. Неужели тот самый Вайненоген, мистик и астролог, частый гость Гитлера? Знать бы раньше.. Кажется, у Фогельмана были статьи о четырехпалом Птицечеловеке... Хейердал наверняка слыхал о нем, о Докторе. «Ронго-ронго» – сплошь четырехпалое. Хейердалу это было не нужно, но он не мог не отметить – все о четырех пальцах: и люди и птицы...
- ... а герр Доктор об этом знал, - старик будто читал мои мысли. - Пойдет, достанет футляр из сейфа, развернет бархатный чехол, наденет баевые перчатки, лупу наводит - и шепчет: – Три черточки и большой, три черточки и большой...
Как он удивился, когда я, на ломаном еще немецком, рассказал ему, что не только слышал о ронго-ронго, а в кружок ходил при МАЭ, с Борисом, дружком моим школьным, и герр Клаус зауважал меня, языку стал учить, показывал, объяснял, почему неверными оказывались расшифровки. О-о, знаток он был, о! А меня спас, под собакой провез. – старик захихикал, так что кошечка недовольно выгнулась и перестала урчать – в 44-ом за месяц до покушения на фюрера, на швейцарской границе – меня - под сиденье, а сверху – Вафеля, дога. Остарбайтеров не полагалось...
Так вы… что же? – я не мог поверить. - Вы … откуда? – закричал я.
А старик уставился – на меня, на мои губы.
Нет, нет, я не слышу, темно. Я после контузии оглох. Оглох! – закричал он в ответ, но по-прежнему на пиджин-инглиш. И наклонился, и уже тихо, доверительно:
А ключ-то, ключ к расшифровке – в пятой тетради. Клаус открыл, я помогал... «Хейердал, Хейердал», - заворчал старик и многозначительно умолк.
