Белый карандаш
Ах, Белый, Белый, сливочный, Лорд Альба, да что там лорд, бери выше. Принц. Наследник... И Жених, всех женихов краше, строен, высок, и волосы серебряные…
Помните, сказано:
“Первый ряд - девятнадцать цветов. Над ним немного выше - как раз на величину заточки - второй ряд, девятнадцать цветов, и над ними такой же, ровненький, как частокол, - третий, верхний ряд, в котором правофланговым стоял он - Белый карандаш - белая ракета сливочного цвета – коего Софка, естественно, никому не давала.
Собственно, она не давала и другие цвета, но этот сильнее всего, категорически, кто бы ни просил. И у Софки не просили и не обижались. Ведь если б у тебя был Белый Карандаш, ты бы тоже никому Его не доверил и сам бы Его не тратил.
Белый - не такой как все. Он особенный, это чувствуется, т.к. непонятно, зачем Он, цвета бумаги, т.е. – бесцветный - для чего? для кого?..
В дешевых, детских наборах Его не было. Как, собственно, и многих других цветов из прекрасного чехословацкого “Кох-и-нора”, - если бы такая коробочка у Вас была, но пока что она имелась только у Софы Абрамян, и, между прочим, она тоже этими карандашами не пользовалась.
Сзади на коробочке была врезана картонная ножка-подставка; угол ее наклона ограничивала золотая атласная ленточка. Отогнув подставку и любовно разгладив ленточку, Софка перегибала назад срезанную под углом крышку, так чтобы открыть все 57 красавцев, и в первую очередь, Белый Карандаш, и ставила ту "Катюшу" слева, в центральной части парты.
А затем она доставала две толстые вязанки карандашей разного роста, обгрызанности, толщины и заточки, и клала их, как запасные пулеметные диски, справа, ближе к проходу. Это были рабочие карандаши. Их можно было слюнить, ронять, засовывать в ухо, точить и даже просить у Софки, и она давала, но не более чем по два в одни руки.
- Софа! Дай мне, пожалуйста, вот такой, - просили у нее, указывая пальчиком на прекрасного зеленоглазого гренадера, стоящего по ранжиру в чехословацком наборе.
- Такой? - переспрашивала Софка своим пальцем, - Такого нет. Лягушачьего нет. Сейчас посмотрю. И не снимая резинку, перебирала карандаши сначала в одной связке, и, наконец, к общей радости и собственной гордости, – находила:
- А нет - есть! - и, проверяя, её ли, (потому как каждый был наколот ее инициалами), вручала, - На! Только, пожалуйста, смотри - у меня такой один, я уже обещалась Рае, и скоро он мне самой будет нужен для травы.
Софка любила рисовать, а также – перебирать, находить, одалживать, точить свои и по просьбе, собирать их в конце урока, проверяя с тупого конца свою наколку – «СА», и ругаться с недобросовестными, и гордиться своим набором, лучшим не только в классе, но и во всей школе, а, возможно, и в Районо. Так, за трудами, урок пролетал; Софа не успевала окончить, а подчас – и начать рисование ...
Белого Карандаша ни в первой, ни во второй связке не было. Он лежал отдельно, в пенале, хотя тоже был наколот “СА”.
С этим "белым" отношения сложились у неё непростые.
“Победа 4М”, мягкий, из отечественного набора... Поначалу его не просили, не знали о нем и не ведали, для чего он, цвета бумаги, годится, но вскоре он уже живенько просился для красоты, для кружев и жемчугов, для матовой пудренности красавиц, для лунности. И Софка, и Райка, и Ирки, все, считай, девки, а особенно - наша Софа полюбила его первой романтической любовью, и холила как пупсика, и жалела, одалживала с неохотой.
“Она его любила, как милого дружка, и только обводила, рисуя облака…”
Однако же время шло. Контактуя с другими цветами, грифель грязнел, писал грязью. Частая точка довела его до огрызка, конец растрощился, краска облущилась, и вот уже Софка раздавала его так, походя, можно сказать, даром, то есть жалея, конечно, но и посматривая уже на чешский набор, на замену.
Как могло случиться, что сей таинственный непостижимый красавец, предмет гордости, любви и, если хотите, бизнеса, оказался не в связках, а в пенале, чтобы очи не видали, чтобы сердце не рвалось? Как, скажите, этот Гость очутился в Диком поле, в прошлой памяти, не в роли, не в коробочке, а - вне, не Алленом не Делоном, не “Союзом с Аполлоном”, не посланцем на Луне, а зас…цем, а в го..е?
Теперь его брали для мертвецов, для трупной белосерости, однако такие сюжеты встречались не часто. Тем более на тему «Мы – за мир!», заданную нам в начале урока.
Потому и Софка сильно удивилась, когда на прямой вопрос:
- Для мертвецов? - получила такой же прямой отрицательный ответ.
- А для чего?
- Это тайна, - ответил я поспешно, но добавил, - Пока. Если получится – тебе самой первой покажу.
Карандаш она все же дала и, ревнуя, что я много им пользуюсь, и слюню, и закрашиваю, так что пришлось и точить, пыталась подсматривать, а я прикрывался, ругался и только в конце урока торжественно развернул альбом и представил то, что получилось.
На лягушаче-зеленом поле на фоне голубого неба и желтого солнца стояли тонкие, как карандаши, беломраморные ракеты, аккуратно вписанные в голубое и зеленое. На каждой снизу было выведено красным "СА" (то есть в данном случае - Советская Армия), нарисована красная звезда и серп и молот. Тут же стояли солдаты, охранявшие важный стратегический объект, а справа, под солнцем, спутниковой антенной выделялся радар, возле которого тоже стояли солдаты.
Рисунок был классный. Я тогда применил усовершенствованный мною новый способ. Обычно, сначала простым карандашом наводят контуры, в которых все закрашивается своим цветом. Этот способ был бы хорош, если бы не рамки. Они, даже наведенные бледно, все портили, потому что простой карандаш не желает гармонировать с цветными цветами и сразу выявляет низкий профессионализм неумелого мастера. Я же применил новый способ – я провел их белым. Вы поняли - сами рамки - белым карандашом - отчего они сразу вписывались в пейзаж, как живые.
Софка увидела свои «СА» и заулыбалась. Но я пояснил.
- А-а, ракеты…- сказала она разочарованно, забирая карандаши. - Ракеты лучше всего рисовать в наборе, на ракетницах.
И я не стал ее поправлять – “ракетницах!” - а довольный, закрыл альбом, где небо и земля соединялись прочными, как храмовый мрамор, Белыми Карандашами.
