Коробка счастья

1

У Даниила Хармса есть замечательное стихотворение “Удивительная кошка”. В нем рассказывается о несчастной кошке, которая порезала лапу и не могла ни шагу ступить по дороге, но, благодаря воздушным шарикам, купленным специально для этой кошки, она не только “отчасти идет по дорожке”, но и “отчасти по воздуху плавно летит”.

Так несчастная кошка становится счастливой и от счастья летит по воздуху, именно не “отчасти”, а “от счастья”, потому что счастливые люди летают…

2

“Коробка с частями” (ударение на первый слог: “частями”). Вот интересное название. Прилипчивое, как наклейка. Мой

сын придумал. Для своей самой заветной коробки. А оно полетело-полетело, туда, в 1965-ый, и прилепилось к бабушкиному пластмассовому ларцу с Выставкой Достижений Народного Хозяйства на крышке. И все! И стал тот ларец “коробкой с частями”, то есть разными интересными штучками, цяцьками, драгоценностями и малыми полезными предметами.

Счастливое имя сие так ему подошло и полюбилось, что кажется, вот и моя бабуля, отрываясь от пришивания номерков для прачечной, вот-вот и она скажет:

- Ну, что ты рыскаешь! Что тебе неймется? Может, оркестр музыки нанять?..

А я уже выразительно поглядываю на горку, где за стеклом стоит ОНА, одноэтажная китайская пагода, и мерцает сгущенным светом слоновой кости.

Бывали времена такой тоски, такой скуки, безвременья, когда и по телику ничего, и темно от дождя, и пацаны еще в школе, и делать абсолютно нечего, и я начинал рыскать по квартире и лазить по ящикам, чего бабуля не любила и запрещала, и после оркестра музыки я отвергал и обед, и патэбродик, и тогда бабуля разрешала-таки достать “коробку с частями”, которая в те времена еще не имела специального названия.

А было в ней немало.

Был, например, мешочек пуговиц неописуемой красоты, одиночных. каждая в своем роде, как выпускницы Бестужевских курсов, и черного бархата готовальня, и жемчужный бисер в зеленоватой мыльнице, и то увеличительное стекло...

Огрызок павлиньего хвоста, лежал рядом с золотым пером китайской ручки, а медали, которые Яша получал к каждому празднику, - с монетами, и все это было припорошено вскрытыми корпусами и механизмами часов, из которых уже, правда, были выковыряны рубины булавкой и хранились во флаконе от пробных духов на всякий случай.

Там, в “Коробке с частями”, я впервые увидел николаевский полтинник, старинную монету чистого серебра, 10 с половиной долей которого (или 2 золотника) определили и мою долю надолго. Я заболел нумизматикой хронически, и до сих пор сердце мое заходится, как над пропастью Кордильер, при виде деньги или полушки или копейки серебром, от которой так и пахло крипацтвом.

Елисаветинский рубль одна тысяча семьсот сорок второго года в одном кулаке не помещался и, раскрывая ладони, как створки раковины, обнаруживал я большую чистого серебра монету в белолунном сиянии и полумраке.

Эта монета была ценная. Смотреть ее я разрешал “только в моих руках”, а, давая, волновался и торопил, и пододвигался к смотрящему вплотную.

Сначала я хранил свои деньги в общей “коробке с частями”, а потом переложил их в латунный портсигар, полнеющий день ото дня.

Я доставал его из “Хельги” и с некоторым грохотом клал на середину стола, чтобы еще до открытия видно было: добра уже там немало. А затем портсигар открывался, как сундучок, и можно было смотреть и выкладывать монеты на скатерть, и “классать”, “ухтышкать”.

2

Был один чудесный сон, с прогулкой по земляной дороге, когда солнце, выглянув из-за тучи, указывало вдруг на маленький серебряный месяц, выглядывающий из земли, и я наклонялся и доставал монету, а, чуть подкопав, - вторую, и так одну за другой, большие и маленькие, старинные, ценные, и стоял на коленях и рыл, рыл и складывал, запихивал в карманы, и, просыпаясь, проверял под подушкой - а вдруг? - но не было ничего, и приходилось, гуляя по улице, высматривать, не отводя глаза от земли и дороги, и ждать следующего сна, который приходил нескоро, но так же правдиво, сладостно и печально...

3

В первые дни 1966 г. снегу навалило столько, что дворники отчаялись убирать и, побросав обломки лопат, ушли, скрылись в свои первые квартиры на первых этажах.

Люди сами стали протаптывать дорожки, а снег все шел и шел, сыпал и сыпал, и, утомившись, поснимали они с балконов подушки, морозные, сонные и укладывались спать, быть может, и на всю оставшуюся зиму.

Однако в ночь под воскресенье небо очистилось. Звезды засверкали в небе и по снегу синими и зелеными лучами, и чудно было бы смотреть тому, кто не спал, но спали все, до утра, до Солнца, а еще потом, потому как передача “С добрым утром!” начиналась в 9.15, и можно было еще чуточку полежать, поваляться...

Игорешка прибежал ко мне рано, я отпросился до завтрака и, натянув валенки без галош, вылетел за ним и пошел низко над снегом, на бреющем, и вылезли мы на хребет, созданный еще в те времена, когда дворники разбрасывали снег по обе стороны дороги, на кусты, и за ним открылось пространство, равнина нетронутого снега.

Мы были первые во дворе, но кто-то, быть может, ночью, уже прошел, перевалил через Кордильеры.

Он не побоялся набрать снега в валенки, который таял, и не думал, что можно промочить ноги и заболеть, он шел уверенно, широкими вместительными следами взрослого человека, и грех был не пойти за ним.

Игорешка первый увидел следы и полез, тщательно вынимая ноги, чтобы не зачерпнуть снега. Я двинулся следом, как вдруг впереди, на снегу, сверкнули монеты, россыпью, и мы с Игорешкой бросились к ним, и стали хватать, одну за другой, и я, тренированный сном, хватал быстрее, обеими руками, а было еще и ещё... Монеты, вернее настоящие деньги, лежали на поверхности снега и в следах, в двух или трех, и мы поначалу подумали, что какой-то пьяный, наверное, да и потом думали, что пьяный растерял, вынимал из карманов и терял... И сейчас я думаю так же, хотя следы, кажется, обрывались этими, денежными следами, и не вели потом никуда.

Из окон послышались позывные “С добрым утром”, и мы, счастливые, побежали по домам с полными жменями денег, и, как потом выяснилось, когда подсчитали, - я собрал 71 копейку, а Игорешка - рубль шестьдесят, потому что он выбирал с умом, серебро, а я, хотя и быстрее, но все подряд.