Прогулка была чудесной. Парк над Днепром и август на исходе. Яркое солнце и тени после дождя. Деревья еще полны дождевых капель, хотя ветер налетает и стряхивает их помногу, и кто-то взвизгивает и выбегает на открытое, на солнце, как будто трясут зимние яблоки и может ударить больно.
Я не бегу. Я иду меж стволов, убегающих так высоко, что листья, крона, кажутся отдельно. Деревья в парке, вернее стволы их, - двух родов - черные и белые, салатовые.
Черные - изломанные, в черных же бороздах, мокрые, пропитанные водой. Белолатовые стволы гладкие, просохшие, упругие, как выи динозавров, растущие прямо из земли.
Аллея выводит меня к летнему театру, где идет концерт ветеранов.
Со сцены звучат романсы и песни военных лет в исполнении седых и песочных, но подчеркнуто молодящихся певцов в черных фраках и певиц в черных же скрадывающих вечерних платьях.
Особенно жива ведущая, игриво забывающая фамилии авторов песен, и как бы в виде компенсации объявляющая перед каждым номером непременно имя, отчество и фамилию аккомпаниаторши.
“За роялем...”, - повторяет она, и зал хлопает, воздавая должное вспомогательному персоналу.
На скамеечках, расположенных амфитеатром перед сценой, еще седее и тише, и, конечно, вечерние платья не преобладают. Концерт благотворительный, бесплатный. Публика убогая, но благодарная и не жалеет аплодисментов. Я рассматриваю стариков, донашивающих доперестроечную одежду, и думаю о своих, считающих каждую копейку, и сердце щемит.
“Вы чье, старичье?” - вспоминается птичья фраза, остающаяся без ответа. Хотя ответ известен - ничье. Ни государству, ни детям нет до них дела.
Меж двух прямых, как конвоиры, белоглазых стариков в парусиновых шляпах сидит не старый, хотя и лысоватый, мужчина и смотрит в угол. Время от времени он подымает голову, глядит на сцену и как-то вбок, утирает ладонью загорелую лысину и снова, уставившись в пол, думает о чем-то. О чем?
Нет, не похож он на меломана, да и музыка не та. А похож он на подсудимого, и судьи со сцены каждым своим романсом объявляют ему один и тот же приговор, и народ хлопает, а он приговора не слышит.
- Дорогой мой, - мысленно обращаюсь я к подсудимому, - вы же еще не старый человек. - Что Вам эти, - играющие в молодечество на сцене, а тем более – зрители? Что?! Вы же – не старик! Прочь отсюда! Идите на мост! На Чертов мостик, звенящий под ногами, где высота и страшно, и дали за Днепром фиолетовы. Бросьте Вы эти воспоминания. Живите сейчас!