Как мало я помню о детстве. Дождя и снега не помню. И мебели в комнатах, кроме никелированной кровати с сеткой и телевизора. Какого цвета были обои, и были ли они вообще, - не помню. Ковра, ванной не помню. Входной двери и ручки на ней.
А кошку помню. Она подходила ко мне и не царапалась, хотя мама вспоминала, что Пупка, которая была старше меня на два года, ревновала маму и даже покушалась на меня, но я кошку не боялся.
Мама вспоминала, что сразу после войны, в Кисловодске, где Яша был директором санатория, у них жила маленькая рябая курица, которую и сотрудники, и отдыхающие уважительно звали “директорская”.
С бесстрастным, как у индейца, выражением лица она входила в блок питания и, перешагнув через порог, шла на кухню, никого не стесняясь, и там её, “директорскую курицу”, обязательно кормили, а затем она возвращалась по центральной аллее к административному корпусу и часами просиживала на подоконнике Яшиного кабинета.
Природное бесстрашие, с которым выступала она навстречу автомобилям и животным, сочеталось, однако, с необъяснимым своенравием. Она била собственные яйца, сбрасывая их лапой с насеста. И побив только что снесенное яйцо, обыкновенно направлялась на кухню и далее по знакомому маршруту,
Курица была личность. И потому мама рыдала и не дотронулась до неё, сваренной в поезд, когда семья навсегда уезжала в Киев.
Я не мог себе это представить. Я не мог поверить, что Яша или Соня способны на такое, и гнал эти мысли, и они молчаливо уходили, как невысокая курица по тенистой боковой аллее.