- Ласкаво просимо – улыбнулась девушка-пограничник и протянула бутылочку грузинского вина. Так, в одной руке – паспорт, в другой – неожиданный подарок, а на лице – радостная удивленная улыбка, - и пересекли мы границу. Предчувствие не обмануло – здесь ждали нас, встречали как давних и добрых друзей.
- Ой, Украина, Киев! - мы вас любим. Приезжайте всегда! - слышали мы повсюду.
- Украина? Киев? Нет, нет - с вас я возьму не десять лари, а только - девять.
Или вот, меняем деньги в обменнике. – Украина? Киев! - и вместе с деньгами из окошка протягивают два мандарина, мне и жене.
- Украина! Киев! - с невысокого балкона кивает пожилой батумец. - Ну, как там Янукович? (шел ноябрь 2012) У него все хорошо? Он здоров? Денег ему хватает?
- Ласкаво просимо, дараги гости! Клянусь, я сделаю все, чтобы вы узнали и полюбили Грузию! Вот и осень в этом году у нас теплая, хорошая! - с первых слов Ираклия, нашего гида, я почувствовал: к фирменному грузинскому гостеприимству прибавляется что-то еще - может быть, общая постсоветская судьба, или благодарность за поддержку в последней войне, или сочувствие. - Как бы там ни было, - сказал Ираклий, - но мы, в Грузии восемь лет шли по пути перемен, а у вас, извините, как-то, извините…
И на память пришла другая осень, холодная киевская осень 2004, и та особая смесь надежды, веры и душевного тепла, которую потом неточно назовут эйфорией Майдана. Мне очень хотелось убедится, что здесь, в Грузии, все сложилось иначе, надежды оправдались, лозунги стали реальностью, а главное – ту взаимную нежность удалось уберечь...
Ираклий. Так зовут нашего гида – чистого и доброго мальчика 26-лет, знатока родной истории и традиций, влюбленного и вдохновенного, деликатного и гордого, ироничного и смешливого. Вот только грустинка в глазах, а подчас и тихая печаль не покидают его. Что за этим? Три войны, которые пережила Грузия уже при его жизни? Или 3000 лет грузинской истории, из которых только 170 – без войны...
- В 13 веке, - рассказывал Ираклий, - нас, грузин, было 13 млн. А сейчас осталось 4 с половиной. Поэтому третий тост - после «Спасибо Богу» и «За наших предков», третий тост у нас не за женщин, о них немножко позже, третий – за мир.
Стою возле школы. Звонок. Долгий, звонит-трезвонит. Нет, не на перемену - на сегодня все, отучились. У нас как? Шум, крик, беготня - вываливает толпа, кто летит, кто лупит портфелем. А тут тишина - дети выходят, не торопясь, конечно, не строем, не чинно, но достойно, не шумят.
А вот кинозал в маленьком городке - совсем другое дело - зал переполнен, и только парни, девушек нет, пацаны, подростки, но есть и 20 лет и старше, а на экране - «Багдадский вор», помните еще тот, старый; и вот сцена: он, главный герой, сидит на пригорке и не слышит, как к нему подбираются, подползают слуги, чтобы схватить, все ближе, ближе, - и тут зал взрывается - все - и мальчишки, и юноши, и постарше - все кричат - Смотри, эй! Ты что, оглянись! Спасайся! Эй! - весь зал кричит ему, - я такого никогда и представить не мог - не дети уже, никогда…
Не потому ли у них, доверчивых и отзывчивых, и храмов больше - 12 тысяч только православных, да дело разве в храмах - светлее они как-то, чище…
Празднует город общее горе.
Празднует Гори каждой весной:
Сталин - не умер! Сталин - не умер!
Сталин – (вот горе) - вечно живой!
Нас привезли в Гори, и мне на память пришли точные определения и выводы прекрасного итальянского писателя Умберто Эко. «Вечный фашизм» - так называется его статья об общих признаках тоталитарных систем и их национальных особенностях. У каждого народа тоталитаризм свой. Но, заметьте, «вечный», то есть неискореняемый до конца, готовый вернуться в новой и неожиданной форме...
И вот мы в Гори, на родине Сталина. Автобус остановился у мемориала. Музей на 47 тысяч экспонатов, домик, где родился, личный вагон, гордый памятник. Впрочем, все проще и скромнее, нежели в Ульяновске.
- В этом году, - сказал Ираклий, - министерство культуры приняло решение создать здесь мемориал жертв сталинских репрессий... Но я должен сказать, что у нас, в Гори, во многих семьях первый тост по-прежнему поднимают за Сталина.
Клянусь, не понимаю – своих, грузин, убивал он с особым удовольствием, как никакой другой народ. Во время войны забирал даже единственных сыновей. А интеллигенцию как уничтожал, как унизил... Первый тост... Не понимаю...
- А что тут не понять, говорю, – у Владимира Орлова есть такие строки:
Под красным знаменем старик
По улице идет.
Исаак не просто большевик,!
Он просто идиот.
- Да, - кивнул Ираклий, - у нас страна долгожителей. Пионеры 30х по-прежнему собираются здесь, у музея, торжественно рапортуют, мол, все готово, товарищ Сталин, к Вашему воскрешению: и дом, и вагон под парами, а главное - народ устал от демократии и хочет наведения порядка. Но я бы не обижал все старшее поколение.
Я вот что думаю: у народа, в отличие от отдельного человека, дыра от пули в затылок имеет свойство с годами зарастать. Какая там кровная месть... Добрые мы слишком, забывчивые. Что поделать, хороший народ...
- Клянусь, - сказал Ираклий - даже если мне отрубят обе ноги, этот тост я буду говорить стоя. Впрочем, нет – не говорить – поэма, ода, песня, танец – вот язык влюбленного.
И в самом деле, от грузина нечасто услышишь: - Женщина, ты не прав!
Чаще совсем другое…
Старая мастерская, полуподвал… Заглядываем - за машинкой портной - хорошо под семьдесят, или даже - за, круглые очки, «Зингер»… Игривая улыбочка из под очков. Приглашает зайти.
- Как живете? - спрашиваем.
- Сейчас плохо… Раньше от вас приезжали молодые девочки в маленьком белом (он произносит - «белём», смягчая, добавляя разочарованные руки) - в маленьком белём или без него. Ходили туда-сюда над окнами. Это волновало и радовало жизни. А что теперь: приезжают эти толстые богатые старые американки - что здесь может радовать?
Или вот – картинка из Батуми.
- Чито хочи-ишь-ь? - услышал я как-то на набережной.
Невысокий полненький человек в «аэродроме» масляно глядел на длинноногую блондинку, делал умильные, протягивающиеся к Ней губы - «Чито-о-о?» и дважды - «хочиии-шььь-» - этими удлиненным «иии» и свистящим кончиком смягчая глагол в своем вопросе; казалось, он готов был купить ей всю бижутерию с этого прилавка, да что там с прилавка - всю, всэмирную китайскую бижютэрию – и это удлиненно-просительное «хочиииии-шььььь…», и глазки-щелочки, и постанывающие интонации, и пухлая пачечка денег в таких же пальцах не могли не убедить...
- То есть! - воскликнул Ираклий, - пусть не первый, пусть не второй, пусть не третий, но четвертый, этот тост – обязательно за женщин. Таких, как Нестан-Дареджан, как Тамар, как вы – несравненные украинки... За вашу красоту, за нашу любовь!
- А как же Медея, - спросили мы нашего гида. - За что этой брато- и детоубийце, этой предательнице родного отца, этой шпионке-пособнице в краже национальной гордости – золотого руна – за что памятник в центре Батуми?! Неужели любовь может служить оправданием?!
- Медея – ответил, - это ластик, резинка, стирающая важнейшие духовные принципы нашего народа. И память о ней нужна для того, чтобы мы снова и снова осмысливали наши главные ценности, вписывали их в души и выпевали.
Слушать Ираклия - одно удовольствие. И не только по существу – интонация, акцент. Русский язык с грузинским акцентом – это нечто! И даже такой – ёрнический, как в анекдотах. А возьмите говор грузинских фильмов. «Не горюй!», «Мимино», «Отец солдата»…
- Смесь русского и грузинского, – пишет Инна Лесовая, – это какой-то особый, третий язык. Представьте себе, что в фильме «Не горюй!» актеры говорят на чистом русском языке. Без акцента, без характерных интонаций. Разве фильм не потерял бы половину своего обаяния? Уверена, что в переводе на грузинский он потерял бы столько же. Эта языковая смесь – кроме того, что очень приятна для «руссоязычного уха», создает у зрителя забавную иллюзию, будто он понимает по-грузински. Ты чувствуешь себя «своим».
Как верно подмечено! Но есть еще одна удивительная особенность такого акцента.
Думаю, в те советские годы акцент отражал, а точнее подчеркивал внутреннюю раскрепощенность, духовную независимость Грузии. Вот и Ираклий говорил свободно, с акцентом на дерзость и достоинство.
- Вы можете задавать любые вопросы, и о политике, о чем хотите, мы свободны, мы открыты, - нас уже ничем не напугаешь!
И мы спросили, где купить вина.
В 1976 году из Аджарии я вез шесть бутылок «чхавери», - такое молодое вино! Вез и думал: через три месяца мой день рождения, созову друзей, накрою поляну, а вино будет какое - вах! самое лучшее! - «чхавери» - какой вкус! какой букет! - розовое полусладкое деликатесное - и будет праздник. Поставил, как положено, в холодильник, а когда через три месяца откупорили – кислое! Скисло! Мой друг сказал: «Разве можно? Молодое вино - и в холодильник?»
А я подумал, что-то я про этот народ не понял, не узнал чего-то важного и обязательного.
А теперь понял, теперь узнал.
- Разве можно, - сказал Ираклий, выслушав мою историю, - разве допустимо так надолго откладывать встречу с друзьями. Хорошо еще, что только вино умерло. А если бы не вино?
Есть у меня старый друг – Серго Паносян. Давно не виделись – он в Ереване, я в Киеве. А тут иду по Батуми – смотрю армянская церковь. Захожу. Пусто. Ну и заговорил с женщиной, продающей свечки и крестики, поздоровался по-армянски, Серго вспомнил, какой он замечательный человек, здоровья ему пожелал... А при выходе из храма – Ах! Прямо под ноги слетел белый голубь – и красавец же какой – белоснежный, с белыми штанишками-клешами. Слетел, и не боится, то так повернется, то так – позирует для фото. А потом вспорхнул и на карнизе под фронтоном уселся, замер. Слева – лик Христа, справа – он. Вот, значит, и дома я Серго вспоминаю, а здесь видите как – и от него весточка прилетела... Наверно, земля здесь такая, чудесная...
Друг. В Грузии - это значит почти брат. А бывает и более, то есть значительнее, глубже, самоотверженнее. Когда Украина - и руководство страны и народ - поддержали Грузию в войне с РФ, грузины откликнулись сердцем. «Мы вас любим!» - слышали мы не раз, и чувствовали - кроме всего прочего, кроме восхищения национальным колоритом, - эта любовь из общего унижения, общих мук и сострадания.
А еще в этой общности - враг не только внешний, имперский, но и внутренний, потому как грехи наши схожие.
Ираклий сказал:
- Если вы хотите перейти улицу - спросите, где переход. Любой грузин вам покажет и скажет - везде. Идите смело. Если вас задавят не на переходе - всем лучше. Во-первых, водитель, извините, совсем будет не виноват - за что сажать, а? Но и вы, во-первых, обязательно испытываете чувство полной ответственности за свою жизнь и здоровье, не лишая себя при этом удовольствия быть неограниченно свободным.
- В прежние времена, - сказал Ираклий, - у нас в гастрономе никогда не давали сдачи, просто продавщицы не давали, зачем, всем надо жить, и к этому быстро привыкли. А сейчас – за спичку - если украл - семь лет, но не меньше трех - в самом лучшем случае. У нас в селе сосед украл у соседа овцу, и пригласил его к себе на шашлык. И тот, обворованный, его немножко поругал. Но в милицию не пошел, а тот укравший, или кто-то из его женщин, в присутствии участкового ляпнули где-то - и все, 12 лет дали, за кражу овцы. Это, конечно, много. Но взяток действительно нет. Мне, например, от вас ничего не надо, кроме улыбок.
Зато любой документ сейчас оформят за один день безо всякого. И сдачу дают до цетри, до копеечки. И все по чеку, и в ресторане и на оптовом. – Ираклий говорил об этом, как о само собой разумеющемся.
Значит, не такая она непобедимая эта коррупция? Честное слово, если встречу Саакашвили, скажу ему: - Гамарджоба, Михо!
Ведь «гамарджоба» в переводе означает – Победа! Победил!
Мне говорят, ну, что вы сравниваете, Грузия – не Украина, страна маленькая, у них порядок навести проще. Но ведь у нас-то сдачу давали всегда…
- Как вы можете говорить, что Михо - трус, если он победил коррупцию, если он не побоялся сказать «пошли вон!» мафии, преступникам в погонах, настоящим бандитам. Как?!
- Трус, все равно - трус. Ты видел этот ролик? Как он, Верховный Главнокомандующий, упал на землю во время обстрела и охрана накрыла его? Видел?
Мы сидим за столиком в кафе. Нас четверо: Ираклий, Георгий (водитель нашего автобуса), его тбилисский друг, и я, подсевший к ним поговорить, понять, почему Михо сняли, то есть выбрали другого.
И мне говорят, что причин на самом деле много.
И «как он мог так по-хамски уволить всемирно-известного режиссера Мэлора Стуруа, такого человека, даже не пригласив его к себе, не поговорив, а так?» - Георгий делает при этом такое движение рукой, будто крутит руль - резко - «туда-сюда», что, наверное означает - Михо слишком возомнил о себе, «волюнтаризм, понимаешь?»
И «люби друзи», которым все дозволено, - «Армяне!» - уточняет тбилисский друг, - у него все министры армяне, потому что он сам армянин. И тут же мне цитируют Илью Чавчавадзе о коварных армянах, и что «ихний армянский католикос дает каждому армянину, отправляющемуся делать бизнес в Грузии - 15 тысяч долларов, «подъемные» - 5 - для покупки нашей грузинской земли, 5 - на бизнес и 5 - на взятки…»
И - «надоел». «Восемь лет просидел, хватит, - это демократия, или что?»
И - «все-таки надо как-то и с Россией, куда от нее деваться…»
Ираклий молчит, слушает, он младший за столиком.
Молчу и я. Так все похоже, и штампы, и мифы, и «пятая колонна», и методы информационной войны, проводимой Кремлем…
- А все-таки - вы победили. - говорю я с завистью. И меня утешают и обнадеживают.
- Есть такое грузинское слово ГВБРДГВНИС. ГВБРДГВНИС - девять согласных и одна гласная – означает, когда ВОЛК РАЗРЫВАЕТ ЯГНЕНКА - САМЫЙ МОМЕНТ РАЗРЫВАНИЯ. ГВБРДГВНИС. Какое особое крэпкое слово! Теперь я знаю, что мне сказать, поднимая тост за дружбу. Нет, не за жружбу и пьюжбу между народами, и не за дружбу, не дай бог, между мужчиной и женщиной, а за дружбу между властями. Я скажу тому, кто не дай бог захочет снова посягнуть на эту маленькую страну: - ГВБРДГВНИС – Остановись! И волк горько заплачет, завоет и, рыдая, скажет: - Я же волк - империя другой быть не может! И тогда я обниму его, плачущего, и попрошу: постарайся.
И пусть это будет - тост.