На скамейке у ворот средневекового замка сидел высокий старик, обеими руками опираясь на трость. Сидел молча, глядя куда-то вдаль и поверх. - Похож на английского дога? - шепнул я Линде, когда мы присели на той же скамье с краю и Линда, замотав головой, шепнула: - Но только не английского, - валлийцы большие патриоты, - а судя по шапочке - это валлиец, обрати внимание, - Линда не успела закончить фразу,- как старик, дернув кадыком, застонал:
- О! Горе, горе…
- Ах! - отозвалась Линда, - айм сори? Вам плохо? Я могу помочь?
Старик повернул голову и не сразу увидев нас, покачал головой.
- Горе… Большое горе… Сегодня принц Лливелин, - голос его снова осекся - сегодня нашего Лливелина - не стало, … он умер, да… умер…
Глаза его были полны слез. И руки, сжимавшие трость, подрагивали.
- Принц? Уэльсский? Боже мой! - Линда глянула на меня выразительно, мол, видишь, какие люди. Патриоты. - А мы ничего не слышали. Как же это? Ведь он, кажется, еще молодой. Что же произошло? Эксидент? Терракт?
- Чума, мэм.
- Чума?
- Чума, мэм… Тринадцатый век. Тогда чуму не лечили. О-о! Мой бедный принц… О!..
Слеза выкатилась из покрасневшего глаза и поползла по щеке из века тринадцатого в двадцать первый.
Тринити-колледж. Вот и он - «Большой двор» знаменитого университета, где со времен Генриха УIII воспитывались лучшие умы человечества - Фрэнсис Бэкон, Исаак Ньютон, Байрон, Рассел, Ротшильд, Набоков… И еще 31 Нобелевский лауреат - абсолютный мировой рекорд для университетов.
Я мечтал войти сюда, пройти по двору, заглянуть в музей и библиотеку, в аудитории, подсмотреть что-то, почувствовать, уловить. Я ведь тоже преподавал, и слова «учиться» и «учить» - звучат для меня благоговейно.
- Колледж закрывается через 5 минут, сэр. - охранник остановил меня на пороге, прямо в воротах, - 4 пи эм, - и указал на большие часы напротив. При этом он сделал движение кистью, словно прочертил линию, которую пересекать не полагалось. И я резко затормозил, упершись в воображаемую черту. Вот незадача, я и не мог предположить, что закроют в четыре. А завтра мы рано уезжаем и я уж точно сюда не попаду. Что ж, - я глянул на охранника, - отставной служака, наверняка упрямый, и с гонором. Понятно - «директор ворот».
Он сидел во дворе на стуле и смотрел на меня ровно, без эмоций. А мог бы увидеть и расслышать, с какой печалью я вздохнул, доставая фотоаппарат. Впрочем, что ему объяснять. И денег не возьмет, еще оскорбится. Видать, педант.
- Что ж, - сказал я, - нельзя так нельзя; позвольте, я на минутку войду во двор и сделаю хотя бы два-три фото?
- О, сэр, мне жаль, но, как я уже говорил, вход разрешен до 16.00. Увы, сэр.- и не вставая со стула, делает то же, из крикета или лаун-тенниса, движение кистью.
- Хорошо. - говорю, - Если я не ошибаюсь, до указанного вами часа, - тут я показываю, как мне кажется, тоже довольно элегантно, на часы напротив, - еще не менее двух минут. Этих минут мне будет довольно для съемки.
- О, сэр. - он встает и подходит ко мне. - Я бы не хотел выглядеть педантом. Но ведь нельзя исключать, что вы увлечетесь. И когда минутная стрелка остановиться на искомой отметке, вы еще будете находиться во дворе. Согласитесь, я обязан исключить подобную ситуацию. Прошу понять меня, сэр. Речь идет о правилах, сэр. - И, сдержанно улыбнувшись, интересуется, откуда я прибыл.
- Откуда? С Украины, - сказал я, - Киев, - и, памятуя обычное для многих британцев незнание нашей географии, - Чернобыль, - прибавил я к имени родины.
- Чернобыль… - Да… Мне очень жаль, сэр. А правда ли, - так мне поясняли наши физики, - что причиной катастрофы было нарушение регламента, правил эксплуатации? В самом деле, сэр?
Он смотрел на меня внимательно и строго.
- Да, - ответил я, - скорее всего, из-за недосмотра персонала.
И, знаете, никакого подтекста - назидания, иронии, а тем более насмешки - я тогда не уловил. Правила, Правила! - будь-то посещения колледжа или эксплуатации ядерного реактора - ПРАВИЛА, как таковые, пересеклись. И подумалось: простой сторож, а туда же!.. Британия…
Вот чего мы не могли предположить – что в Лондоне нас покусают клопы. И где – в недешевом отеле, в самом центре британской столицы.
- Я думаю, что такое, кусает и кусает, - сообщила жена за завтраком, - а зажигаю свет – клоп! – представляешь! И какой здоровенный!
- Ты уверена? Может, комар?
- Ну, что я... Нашла, раздавила... Характерное амбрэ... Спрашиваю горничную, что это? А она будто и не понимает...
- Надо сообщить на рисепшине. Куда это годится! Как коммуналка какая-то. Кстати, а если не поверят?
- А я его оставила, раздавленного. Вот, в пакетике, – и протянула мне прозрачный пакетик, где еще вчера были сережки. Лежал он тихо, маленьким темновишневым кружочком.
- Знаешь, последний раз я такое видала лет сорок тому – да, в начале семидесятых, в общаге...
- А у нас клопов не было. И у нас и у соседей. Вывели. Не сразу, правда. У нас дом был – двухэтажный, на восемь соседей. Пока по очереди гоняли, толку не было. У нас гоним – к Ляховичам бегут, у них – к Прицкерам. Казалось бы, ну что – выбрать субботу и везде, во всех квартирах одновременно полить. Так нет. Прицкер в субботу не может. А бабка Потаповна в воскресенье дежурит, а сынок ее, ханурик, как в субботу налижется, так ему не до клопов. Лет десять мучались, пока Прицкеры за границу не уехали...
- Случайно, не сюда?
- Не, в Америку... А, - засмеялась, - не, это не наши – наши были мельче, зато кусались крепче, люто. А тут я и не просыпалась, так нежно, деликатно даже...
Мы разглядывали пакетик и кроткое домашнее существо из нашего прошлого, как тут официант, подливавший чай, воскликнул: - О, боже! Нет! – и указывая на пакетик – Ах! Зачем вы загнали его сюда! Он же может задохнуться!
- Кто?!
- Сэр Джон. Если я не ошибаюсь, - и он наклонился к пакетику чуть не вплотную. – Ну, да. Это сэр Джон, наш лучший дрессированный... Но почему он не шевелится? Надеюсь, в пакете не было мятных конфет. У него аллергия…
- Дрессированный? – взвыли мы в унисон.
- Ну. Да. Ведь наш отель – в стиле «ретро». Викторианская эпоха! Да, это дорого. Но думаю, теперь вы согласитесь - это стоит того! - И добавил с умилением, чуть не сюсюкая:
- Мальчику пора гулять. Задержитесь на минуточку, я сейчас вернусь с тем, кто его выгуливает.
- Ты поняла? - зашептал я, как только он вышел из зала.
- Что?
- Нас разводят. Он пошел за свидетелем. Ущерб. Суд. Штраф. - у них это быстро.
- Ты уверен? - и не дослушав моих аргументов мгновенно опорожнила пакетик в окно.
И вовремя. К нам, улыбаясь, подходил официант и менеджер, судя по усам - главный. Но углядев нарочито раскрытый, пустой пакетик, - Что? Где он? - изменились в лице, заголосили, - Что вы с ним сделали?
- Ах, - сообщила женушка, глядя на них такими чистыми и добрыми глазами, которые мне всегда напоминают о родине, - Ах, вас не было так долго - а он так просился, так скребся. Я отпустила его - вон в ту щель.
И они оба склонились к плинтусу, и на лицах у них проявилось чувство такой искренней озабоченности, которую изобразить, сыграть невозможно.
- Слушай, - сказал я, когда они удалились, - а может и правда? Кто их, черт возьми, разберет? Британия…
В Оксфорд мы въехали поздним вечером.
- Куда поедем? – спросила Линда, - В гостиницу или на кладбище? Ты помнишь? Толкиен похоронен здесь.
- Толкиен? Да! - запричитал мой сынок. - А сейчас? В отель же мы всегда успеем. А можно сначала на кладбище? Я не устал. Пожалуйста!
- Боюсь, уже поздно. Кроме того, мы не знаем, на каком кладбище его искать. А вот, кстати, и наш отельчик. - сообщила Линда. И мы стали выгружаться.
Надо сказать, что в среде почитателей фэнтази - толкиенисты - самые, наверное, романтичные. К их воинству принадлежал и мой двенадцатилетний сынок. Принадлежал, как говориться - душой и телом.
Душой, потому что прочел все его книжки, и не просто прочел - прошел путями и подземельями Средиземья, сжился с этим кольцом, и, восхищаясь магом Гендальфом, - а скажи, Гендальф классный! - подражал конечно же эльфийскому лучнику - крутому красавцу Леголасу.
А телом - потому как закалился в боях с такими же, как он, обладателями деревянных мечей, фанерных щитов и жестяных шлемов, а равно - ссадин, синяков и призывно-гордых взоров одноклассниц, косящих под эльфийских красавиц - Арвен, Лютиен, Галадриэль... Вот почему могила Толкиена казалась ему центром вселенной, а эльфийская фенечка, браслетка в виде увитой плющом стрелы, которую сама сплела-связала ему Галя из 7д - самым драгоценным из всех когда-либо известных подарков.
- Завтрак с семи до девяти. - заметила сонная хозяйка отельчика, передавая ключи. По ее тону было ясно, что явились мы позже, чем следовало.
Я кивнул и потащил вещи наверх по лестнице, но тут снова проснулся мой неугомонный сынок:
- А скажите, пожалуйста, где-то здесь в Оксфорде - могила Толкиена? - глядя на хозяйку с надеждой, заговорил мой хоббит… - Толкиен, великий, который…
- Как вы говорите? Толкин? Не знаю. Здесь несколько кладбищ. Напротив отеля есть кладбище…- сообщила хозяйка. - Служитель приходит в девять.
- Утра? - с ужасом произнес мой хоббит.
- С 9 эй эм - подтвердила хозяйка с некоторым удивлением.
- Эй эм! - я занес вещи в комнату и повторил жене - Эй эм! - Я знал - до утра нам не дотянуть.
- Куда же вы? Куда?! На ночь глядя!
- Мы недолго. - Мы скоро!
И мы побежали.
Ворота кладбища были заперты. Мы подергали и пошли вдоль высокой ограды, засаженной кустами и увитой плющем. Может быть, где-то есть калитка, проход… Единственный фонарь остался позади. Луна же пряталась в тучах, и было неясно - прибывает ли, убывает, и то ли четверть, то ли половина диска косится из засады. Сквозь прорехи в изгороди можно было разглядеть надгробия - однако, разобрать надписи не удавалось.
- Что это?
На ветке шиповника, под порывами ветра метался белый, прозрачного газа платок. - Уж не фата ли? - подумали мы и в этот момент ночная птица вспорхнула и тенью кинулась прочь.
- Дойдем до того вяза и повернем обратно.
- А можно хотя бы до угла? Может быть, там проход?
- Мы обещали маме - недолго. И потом - это же Англия - раз закрыто - значит закрыто.
Дойдя до угла, остановились. Небо заволокло. Потянуло сыростью, начал накрапывать дождь.
- Калитка!
- Калитка!
Калитка была приоткрыта.
Гравий на дорожке захрустел под ногами - я не успевал за ним - и тут на тыльной стороне одного из надгробий сверкнули - чтобы вы думали - да, именно - висюльки и фенечки, развешанные на прямых плечах невысокой плиты.
- Толкиен! - выдохнул мой хоббит - подошел, опустился на одно колено, и на глазах превращаясь в красавца Леголаса, снял, дрожа, галину фенечку и бережно прибавил к навешанным.
Луна выплыла, наконец, и оказалась полной. И вокруг нее в тумане явилась белесая круговая радуга - волшебное кольцо какого-то вселенского властелина.
В отель возвращались в безмолвии.
Ночь. Кладбище. Фонарь. Британия…