О видах любви к Китаю
(мозаическое эссе с претензией на взаимность)
Пекин–Шанхай–Лоян–Сиань–Пекин.
Неровный круг любви.
Путь мудрости и детства.
Пять городов - теперь мое наследство.
С.Ч.
«Методология наследования Китая предполагает сравнение разнородного, осязание мнимого, исполнение танцевальных вращений Вэй Бо-яна из трактата «Цаньтунци», воодушевление, возвращение, а также использование альпенштихелей и «ледяного огня».
Интернет
Кккиииииииииииииииииитттттттааааааааааааааааааааааааайййййй...
Великая стена, сказочные темпы, правящая компартия, Конфуций, дешевизна, трудолюбие, почтительность, иероглифы, численность, небоскребы, армия Цинь-Шихуана, дракон, агрессия, женская покорность и коварство, наши в Китае…
Мифы, чудеса…
Поднебесная такова, что все, что ни напишешь, будет правдой и ложью одновременно.
Как же приблизиться к тайне? Как влезть в душу? Магией? Или любовью? Иначе - ничего не выйдет, Китай не откроется.
В целом я не волшебник. А как полюбить? Мне – чужинцу и зайде? И какой, спрашивается, любовью? Сыновней? Любовью брата? А может быть – еще сильней? Ученика – к Учителю? Соседской? Классовым чувством? Всенародной, т.е. – к Вождю? Любвью к Родине? К Богу?... Помоги, Питирим!
1
Мы летим в неизвестное будущее и встречный ветер бьёт в лицо, порошит, узит глаза. Мы – Запад – летим с ускореньем, быстрее, быстрее!
Едва успевает мостить нам дорогу Господь, и, значит, рано иль поздно лететь нам кубарем в бездну, в которую, кстати, Китайский Дракон опускается медленно и обстоятельно, как пожилой альпинист, со страховкой, глядя при этом не вниз, а, естественно, вверх, назад, в прошлое, откудова ползет, - из прочного, надежного прошлого.
Кто нас подхватит? Может – он? Дракон, который нас полюбит?
2
В самолете читал очередную статью о причинах китайского чуда. В отличие от библейских – это, экономическое – на Западе не вызывает восторга. Китая откровенно бояться. Первое, что запомнилось - лица туристов – европейцев и американцев – неулыбчивые, пораженные увиденным, озабоченные, испуганные. Хорошее определение: «укушенные». Уж не Драконом ли? Туристы в Китае – как дети. А у детей всегда так: любопытство и страх рядышком - переверни WAW! – получишь – Ма-м!
Они не думали, что так быстро. Когда слышали: «к 2010 Китай догонит США по объёму ВВП, а к 2020 – превысит почти вдвое». Да, цифры впечатляли. Но когда, вот они - новостройки Пекина, Шанхая, леса из «лесов», и везде, и дома, в родном американском шопе вдруг обнаружилось – всё мэйд ин чайна, потому что цены: «я не понимаю?! Как?!»
Побежденному трудно любить победителя. Тем более – Дракона. А придется. Учитесь, господа, расслабляться и получать удовольствие!
3
В консульстве мне повезло. Не сговариваясь, меня «вывели» на Алису Зиновьевну Цой, историка, репетитора, экскурсовода.
- Вот Катей-отель, где жили наши знаменитости, вот - Французский клуб, куда хаживали; театр Ляйсеум, Мун-кафе, - здесь выступали Шаляпин, Вертинский; а это – здание собора, где венчались и где отпевали. После ремонта здесь будет ресторан, естественно, китайский… Вот в Киеве, сколько китайских ресторанов?
- Точно не знаю…Двадцать-тридцать?
- А в Лондоне – три тысячи. А в Шанхае – ни одного нашего ресторана. Русским в Китае всегда было трудно.
- А украинцам? – вставил я, неожиданно для себя.
- Да-да! И украинцев было немало. Был даже Украинский театр, здесь, в Шанхае. Но всем им – и русским и украинским эмигрантам - Китай был чужд. Это китайская диаспора растет, как грибы. Наша же колония исчезла в 1947. Потом вроде появилась – а тут «культурная революция». При Горбачеве что-то сдвинулось, появился Русский центр, веб-сайт. И снова – пусто. Они нас не шибко хотят.
- А зачем им российская или тем паче – украинская колония? Что они могут с нас поиметь? Японцы, американцы – другое дело: технологичны, богаты, предприимчивы. А мы… Неконкурентны… Родину любим. Как будто. А толку?! Что весит наша любовь к Украине на китайских весах?
- У них сейчас японцы в фаворе...
4
Китайское чудо... От аналитиков слышим: «в Китае началась фаза подъема на длинной волне Кондратьева» или «в изначально бедной стране – и темпы высокие» или: «они же снимают три урожая в год!»
Кому нужны такие выводы? И не потому, что не верны - не конструктивны. В чем польза выводов: «вы еще сравните нашу мафию и их триады…» или - «они хотят «вставить» США по полной программе»? Что здесь поучительного для Украины? А поучиться хотелось.
Впрочем... Средний американец сжирает совокупных ресурсов в 60 раз больше, чем средний китаец. Если Китай пойдет по пути создания США – подобного потребительского ресурсорасточительного общества – вот тогда и наступит драконий жор. Никакие сибирские холода и кубанские казаки этого проглота не остановят. А если, не дай бог, и нам откроют секрет китайских темпов - конец света наступит еще быстрее, - не з’їмо, так понадкусюємо!
Так чему же учиться? Опять, скажете, любви?
5
Говорят, что китайский «приват», т.е. сеанс любовного общения с девушкой, отличается особой изысканностью, изобретательностью, нравственной и физиологической глубиной. Опять же цены … детские! Как не пойти!
Мы поднялись на 30-ый и позвонили.
- Ниха! – радостно приветствовал нас хозяин, позже оказавшийся «вышибалой».
Володя, гидок наш, постоянно здесь проживающий, заговорил по-китайски. «Хозяин» кивал. Однако вход загораживал.
- Чего не пускает? – спросил Гарик. – А?!
- У них, говорит, клиенты...
- А мы кто?! - Я клиент! – Объясни им, - Гарик похлопал по грудному карману, мол, «ты, чё? - мы платим!»
Володя снова завел, объясняя, что мы - с Украины, все равно, что русские, при деньгах. А тот лыбится, но стоит стоймя.
- Ну! Что он?
- Японцы у них сейчас… Два японца… Нельзя, говорит, просит завтра.
- Как так? Я сегодня приехал. Два… А сколько ж? Что у них, девок что-ли?… В Китае мы, или где?…Вова?!!..Японский бог!
И Вове пришлось просить, унижаясь, теряя давно потерянное на китайской земле лицо, а этот деревянно кивал, пока неожиданно не закрыл дверь перед носом.
Мы пошли в лифт. Лифт поехал.
- У них сейчас японцы в фаворе...
Гарик поглядел на него, на гида. И вышел на своем, не прощаясь.
6
…В пять еще темно. И в доме и за окном. Надо вставать, собираться в школу. Я люблю учиться. С детства. И потому выбегаю пораньше, и бегу, стараясь не замочить кеды, бегу по садику, не опасаясь уже поскользнуться на паданке, яблоках или хурме (кто же это позволит?! – да и нет такого китайского слова – «паданка»), бегу мимо убранных и зеленеющих, наверное, рисовых наделов, чтобы явиться заранее, опаздывать нельзя, а новенькому тем паче, новичку не просто, на него всегда смотрят косо…
У ворот школы лучшие ученики выстроились справа и слева от входа и ждут любимого Учителя, чтобы первыми показать домашку! В руках у них раскрытые тетрадки. Тетрадки подрагивают.
Я иду сквозь строй отличников.
И вхожу, поправляя галстук, в новый просторный класс.
Лица, лица, улыбки, смешки… Я теряюсь.
- Дети! – ровным высоким голосом сообщает Учитель, - У нас новый ученик. Зовут его… -
И класс затихает. (Какое же имя – новое школьное имя дадут новичку?)
И глаза – три миллиарда глаз, и уши – три миллиарда ушей – ждут. Но имя мое он не называет.
Имя надо заслужить.
7
В наборе для рисования тушью – одиннадцать предметов. Две кисточки с индивидуальными надписями, украшенные ленточками и фольгой; большой брикет туши с вьющимися по нему золотым драконом и серебряным фениксом; две резного камня печати; фаянсовая подставка для кисточек с классическим пейзажем; фаянсовая же вазочка с красной краской для печатей и опять же с драконом; фаянсовая же в третий раз мисочка для воды с растительным орнаментом; маленькая латунная ложечка с красивой насечкой; цельного черного камня палитра с инкрустацией. И все это вместе уложено в деревянно-картонный сундучок, оклеенный чудесной муаровой тканью с бархатным ложем, костяными застежками и фольгой.
Красота!... Продавщица разгладила пальчиком морщинку на ткани и я заметил, что она, как и я, заворожена чудесным набором, и радуется по-новогоднему.
Маленькие китайцы, как дети. И цены у них детские…
Семь юаней. Меньше доллара.
- Как?! Я не понимаю!!! – поражался Гарик, мой попутчик, проникая в новую область, боковую шахту вещевого рынка, где сбрасывали еще, а уже казалось некуда, мы приближались к нулю, но он тянул меня дальше: - Пошли, СергЮрьич, пошли! За тем поворотом – ювелирный - они начнут доплачивать!
Гарик – крутой бизнесмен, владелец сети, имеющий, так сказать, все атрибуты. Приехал по солидному контракту. Короче, VIP. Сюда же – на рынок – забрел по старой памяти – когда-то еще пацаном начинал носильщиком, после - «челноком» из Пекина.
Забрел и … всё!
- Это фантастика! Как?! Я..?! «Гуччи», «Версачи» - не отличить! И – даром! – он называет цифру. - У нас – в три, в четыре раза. Или вот – вот, сколько? Сколько?
- Тлицать,- называет она, - Два, - называет он, и через минуту торга она уже готова отдать «за тли», но он не берет, и она кричит вдогонку: - Халасо! – Два! Давай!! – А он уходит, так страдая, как страдал, быть может, Ной в свете ограничений на багаж.
Я покупатель плохой. Номеров женского белья не знаю. Золота боюсь. Короче, лох. Потому и ходил по сувениры. Вяло, медленно. Гарик то обгонял, то возвращался ко мне, наконец, плюнул и рванул сам.
Когда вернулся – не знаю. С утра исчез, на «Стену», на экскурсию не поехал. Хорошо, что суббота, переговоры не пришлось отменять... То есть, магию китайского рынка выдержать нельзя!.. Он и не стал. Купил сначала одну сумку, после еще - вторую. Побежал, поменял билет на «бизнес-класс» - на «бизнес-классе» нет ограничений по весу. Опять пошел, пошел. Истратил все. Вечером паковал, увязывал. Наутро постучался ко мне. Усталый, измученный. То, се. Наконец, занял у меня денег… и тут же вернул. – Не-е, всё-о! Давай, СерьЮрьч - просто так, в обед, пройдем еще разок по базару, просто так, напоследок…
И мы пошли. «Давай! Халасо!» Детские цены реабилитируют рынок. Там, на Западе – барыш, лихва. И у нас по-прежнему, - «спекулянт», «торгаш» – для многих слова ругательные. Здесь же – по Эйнштейну - относительная иллюзия альтруизма, иллюзия, ставшая реальностью. На прощание рынок не просто одаривал: в пространстве бесконечно малых цен возникали неэвклидовы эффекты – геометрически росла значимость трудолюбия, изящнолюбия, просточеловеколюбия...
Детские цены – это любовь рынка. Кстати, в 1949 – провозгласили КНР и тогда же открыли Гарвардский центр созидающего альтруизма, то есть - центр по исследованию видов любви под управлением нашего Питирима Сорокина. Эта мысль пришла мне в голову сегодня – 1 октября 2004. Клянусь, я не знал, что 1 октября 1949 – родилась КНР.
8
В Начале Китая было Число… Заметьте, - не Слово, а Число. И Творец Поднебесной стало быть, уже не Поэт, а Статистик, или Бухгалтер, или Менеджер по проекту, для Которого важен не столько образ и подобие, сколько баланс ресурсов и ртов. Одно яблоко на двоих… Каждой твари по паре… Количество заповедей и блаженств… Если разобраться, и наша история – тот же учет и контроль, что и китайская, но – гуманитарней, что ли. У них – Число, арифметика. Общее у них превалирует. Люди у них абстрактнее. Единица в большом множестве стремиться к нулю. Оттого и китайцы так похожи. И действия их подобны. И много лучше умеют скопировать, чем создать. И бояться потерять лицо, нежели душу. И значимость, место человека в обществе определяют количеством прожитых лет, рангом начальника и степенью, хорошо, что ученой …
На жадеитовой, т.е. оранжевого нефрита Божественной Длани – маленький дракон, выплевывающий Землю, земной шар. Демиург, стало быть, создает материю «через» дракона, - материю, отягощенную злом.
Другая классическая статуэтка изображает беседу Мудреца с драконом. К сожалению, оба молчат, - таково назначение скульптуры, - и мы можем лишь догадываться о содержании беседы.(4) Вместе с тем Мастер-резчик подчеркивает склонение Первого ко второму; дракон прилег у ног и задирает мордочку наподобие египетского сфинкса размером со среднюю собачку и внимает наставлениям Мудреца. Так внук слушает дедушку, а более молодой народ – например, наш – старшего китайского брата. Вероятно, показан урок арифметики:
- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, - считает Мудрец, и поощряет прилежно повторяющего ученика. – Правильно. Хорошо. Очень хорошо!..
А вы любите считать?
10
- Нас слишком много! – любят повторять китайцы. Объясняя или оправдывая, с чувством гордости или горечи, равнодушно ли, озабоченно – не знаю, возможно, у них такая привычка.
Ощущение многости подпитывается и усиливается постоянно: велосипедным паркингом, перевозкой овец в два яруса, как в лондонском басе, рисом, поедаемом палочками позерныштно, иероглифами (около 50 тыс.), масштабами Тяньаньмэнь, просто толпами, и, безусловно – статистикой.
- Вы думаете, - спрашивает китайская статистика, - нас сколько? И сама же отвечает, - Не-е! Значительно больше. Это только прописанных! А вторые или, не дай бог, третьи ребенки, которых не регистрируют и паспорт изгоям не выдают… А нелегалы? А диаспора?! И каждый год это «значительно больше» прирастает еще. На сколько, вы говорите? На один процент? Вы работаете статистиком?
Мы шли по набережной, размышляя о былом. И чудом не попали под колеса! Он пер на нас, не сворачивая. Центр Шанхая, небоскребы, мы идем с Алисой по тротуару, и тут он – с обветренным, обожженным крестьянским лицом на своем ржавом терракотовом мотоцикле – он и не думал тормозить, пропустить нас.
- Они не уступают, - объяснила Ли, - особенно те, что из села. В селе тяжело. Вкалывают с утра до ночи… «Нас, говорят, слишком много, чтобы уступать.»
11
Оказалось, село – вот оно, в двух шагах от трассы. Клочки, терраски. Село – у реки, в балке, на склонах. Народ порается. Тут уже лущат початки. Ладят сети. А там что? Плуг? Два парня и девушка впряглись, один правит. Пашут.
Господи! И здесь - за счет села? Забитого, сирого, голодного, бессловесного… Наша история. И до войны, и война, и после – все село тянуло, вытягивая, напрягая жилы.
Меня встречали как диковинку. Старик в форменной тужурке, бычок, женщина с бельем.
Из рассохшихся ворот в старой глинобитной стене вышла девочка, лет, наверное, трех, замурзанная, голодная, наверно, и я пожалел, что не взял ничего съестного, конфету, печенье ли.
Я присел на корточки, порылся в сумке и вынул ручку, шариковую, из отеля, по старой колониальной традиции. Девочка схватила цепко. Из-за забора позвали, но дитя заворожено было белой, блестящей, и тогда появился молодой мужчина, подхватил ее на руки, заулыбался. Показал на ручку, - дочке понравилось! - и засмеялся, уже, как показалось, вопросительно.
- Нет, нет… Это Вам! У меня еще есть, не беспокойтесь...
Так меня пригласили войти, за глухой забор (вот удача!); повели по пустому почти двору - одно-два чахлых деревца, сарай - связки кукурузных початков (и только?), вялые цветы в горшках - поманили в дом.
Дальше порога в комнату я не пошел:
Цветной телевизор. Музыкальный центр. Cтаренький, но с большими колонками. Два видика – такой и СD. Большие кровати…
Он опять засмеялся, взял у ребенка ручку.
- О! О! – запел я колониально, показывая с одобрением на все добро, и он, смеясь и кивая, вдруг закатил глаза.
- А? Что?
Люстра…
Огромная, чрезмерная для такого китайского потолка. Но какая! Мало того, что цветная – вот пульт: с реостатами, с направленной подсветкой, с ночником, и – со светомузыкой!
Я восхищался: как? Я не понимаю?!
Он взял кусочек бумаги, что-то написал – восемнадцать – я сосчитал - таинственных иероглифов, в строчку – и протянул мне вместе с моей ручкой.
Оба сувенира я бережно храню.
12
В Кунмяо – храм Конфуция – я примчался к шести утра. «Вам, Сергей Юрьевич, еще рано, - сообщала табличка при входе. – Приходите позже.» Это было написано по-китайски и правильность перевода подтверждал замок.
Я огляделся. Вдоль стены до конца квартала с конспектами в руках стояли студенты и, шевеля губами, зубрили. Конспекта у меня не было. Я потоптался и перешел на другую сторону.
Напротив храма располагался типичный китайский домик, кукольный, с фонариками, под характерной крышей, и мне почудилось, там, за темными окнами, в полумраке неосвещенных комнат…
- Эй! Эй! – застучал я в стекло. – Есть кто? Отворяйте ворота!
За дверью завозились, открыли. Девушка кланялась мне и я вошел в сени, потому как такой красавицы здесь еще не видал, и тут навстречу вышли две скромные девушки просто неописуемой красоты, и повели меня в зал, а там уже три сонные, словно павы, фотомодели кружились у столика. И вот вышла седьмая, поистине Седьмая девушка, и на чистом китайском языке спросила, не было ли у меня текущих четверок в девятом классе. И я в ответ протянул ей свою визитку, где черным по белому сообщалось о золотых медалях, красных дипломах, ученых степенях и званиях.
- Цзиньши?! – восхищенно и робко спросила она.
- Сюцяй, - скромно уведомил я.
- Ой! Как хорошо! Нам позволяют принимать только круглых отличников. Выбирайте! И протянула мне семь карт веером.
(Ах, только бы, вот бы… - я схватил последнюю, седьмую. Протянул. Девушка радостно улыбнулась:
- У Вас прекрасный вкус! Вы выбрали меня – специалиста по «Райскому наслаждению»! Пожалуйста, заплатите пять долларов…
«В чайной церемонии, как и в любви (не будем употреблять это похабное словечко из трех букв, наглое американское словцо, сочетающее потливые фрикции и технологию конвейера), - в Че-Це, как и в настоящей любви, не следует торопиться. Но и не следует тянуть. Следует придерживаться ритуала, состоящего в размеренности и умеренности. Для чего все атрибуты и процедуры приводятся в согласие. Движения и мысли обретают гармонию, а тонкий шелк моего платья не скроет теплоту вашего сердца...
Итак... Вот – чайный столик, красный с перламутром. Се - чайник маленький, пинцет, совочек, ситечко... Две чашечки поставлены на блюдце: се стопочка – стройна и высока - для наслаждения небесным ароматом и солнечным теплом; а низкая пиалочка –напитком – своим широкобедрым содержимым, - прозрачным цветом, вкусом, чистотой.
И потому омоем чайник трижды, и кисточкой - от прежних чаепитий – «Очистив прошлое – сумеем в настоящем гармонию недолгую найти…»
Итак. Вот – чай. Не должен быть он слишком драгоценен. Бывает зависть. И к тому же высокий кайф изысканной беседы ослабить может превосходный чай.
Не знаю - девять зерен чая, семь ли, три ли – вопрос, и в гао, не имеющий ответа, в «Двух уложениях», «Трех планах»... Ни в Луньюе, ни в Девяти великолепных Цзинах – ответа нет. Лишь практика – критерий; ведь только так, испытывая чай, к срединности приходит тот, кто любит ...
Итак... Совочком переносим зерна, самшитовым и лаковым совочком – на блюдце.
«Пожалуйста, - приблизившись вплотную, - та девушка, - пожалуйста, на чай смотрите. Видите какой - морщинистый и суховатый - Фауст – не помните, кого он поджидает?..В кустах и ветерок – вы чувствуете Лотоса доносит сладчайший, ароматнейший дурман!».
Итак…
В чайничек ссыпан до крошки представленный ране на блюдце. И крышкой накрыт. И водой, кипятком обливается сверху – согреться чаинкам положено прежде, трикратно его перевертывать надо. Пока же он млеет, - вы помните, сам, без воды, – та девушка, кланяясь, чашечки распределяет, и мне и себе, по две рядышком, чинно, на блюдцах.
Вода оживить не способна привялые листья, когда на вершине горы или в жаркой долине наполнен кувшин… Середина ручья – вот лучшее место, под утро, еще до восхода, кувшин я наполнила девичьим сном и на угли, до нитей жемчужных, почти довела до кипенья, прохладное тело воды – до страсти - впитать, напитать!
И крышечку снявши пинцетом – та девушка льет кипяток. Накрывает. И вновь и поверх, и снаружи еще обливает.
И мы, дожидаясь, почти переходим на ты.
Раз-лей же!
«Река – с небес, чистейшая, как Небо!». Наполни стопочку высокую сначала. Дабы «Луна чиста и одинока - сияла в небесах!»
Затем накрой пиалкою и ловко вдруг эту парочку переверни! «О! Солнце и Луна сияют вместе!» И стопку, пока жарка, неси скорей к лицу, вдыхая несравненный аромат! Вдыхая, не спеша...
И дале - приложи ее к глазам. И прокати, как ролик, под глазами.
Тепла-а кера-амика... О, де-ева, как прия-атно!…
«Так Солнце, восходящее из моря, согреет веки первыми лучами…»
Тут важно не забыть пригубить трижды и в маленький китайский колокольчик тихонечко звонить... звенеть... ... и после не забыть о китаянке…
13
Шанхайская девушка... Раньше было как: На изломанные ступни – колодки, далеко не убежишь, в изнеженные ручки – кисточка беличья. А ныне…
«Девушка-лиса» и гоголевская Солоха совпадают не в том, что спознались с нечистым. А в том, – что энергичны.
К чему болтать о феминизме! Перехватить инициативу у мужчин, сохраняя смирение и соблюдая ритуал! Скурпулёзно и не спеша, укрепляя семью и клан! Не в этом ли новое понимание женской добродетели?
На набережной Шанхая ко мне подходили парочки попрактиковаться в английском и именно девушки заговаривали первыми, а парни подключались уже в процессе разговора. И та девчонка, впряженная в плуг. И Нэнси, очаровательная менеджер в Сити-отель: английский, французский, немецкий, японский – свободно. Украинский? О, сорри, не с кем было попрактиковаться…
Любовь китайской женщины всегда была домовита. Собственно и сейчас традиция сохранена. Вот только Домом становится Китай, а скоро – весь мир.
Феминизация, понятно, без проблем не проходит. Официантки путают заказы, несут не то и обсчитывают себя. Продавщицы не знают товара. Секретарши забывают напомнить о намеченной встрече… И все же вот он - мой маленький подарок – Китайские девушки! Я пророчу Вам фантастический успех в новом веке. Какой? А женские Нобелевки не хотите?! Все очень просто. Фундаментальные открытия есть результат трудолюбия и упорства, интуиции, а также стремления к гармонии и красоте. Без сомнения, все это - Ваши лучшие национальные качества! Поторопитесь – у японок и кореянок тоже есть шанс.
И не печальтесь, что ножка выросла. Повыше каблук и на мужчину глядим свысока, то есть - на мужчин.
14
Шаолинь – ДЮСШ по подготовке будущих тайных агентов. Куда ни кинь – всюду работа: с мечом и копьем, трезубом и палкой, плащом и кинжалом, голыми руками… Лучшие из них участвуют в незабываемом шоу. Мастерство, полученное от Учителя, делает ученика обязанным Школе. Мастерство и Безусловное повиновение Учителю – основа Шаолиня. Дети настойчиво овладевают знаниями. Знания настойчиво овладевают детьми. Все как тогда, в героическом прошлом. И все-таки – шоу. Детям нужны атаманы, сечи и «чайки». Поэтому Толе Поповичу, автору «гопака» – батьке нашего украинского кунг-фу – поклон. Только бы не заигрались, не забыли о том, что и учителя – люди, человеки, имеющие право на ошибку. С какой бы заглавной буквы не писали, в какие бы мундиры не рядили, какой бы преданной любовью не любили.
15
Мягкий китайский вагон – еще один пример уважения к начальствующим и старшим.
Нет, плоские мониторы телевизоров в мягком вагоне установлены на каждой полке, и каждому одинаково даны шлепанцы, набор для умывания, плечики, обтянутые плюшем. Это сделано правильно: младший, т.е. помощник, должен испытывать благодарность и восхищение в связи с тем, что старший, т.е. начальник, пригласил сопровождать себя в таком замечательном, комфортабельном поезде. Поистине, нет лучшего места и предпосылок для наставлений. В такие купе, где могут оказаться иностранцы, и следует продавать билеты старшим и младшим, начальникам и помощникам.
Не потому ли старший, по-видимому, начальник, и младший (помощник) – мои соседи по купе? Что должен делать первый? Правильно – поучать второго. Он и поучал. Строго, отрывисто, а главное – непрерывно. Он восседал гордо, как Дон Кихот, или скорее – маленький ученый-феодал, поучающий своих подданных, и поучал, а те внимали наставлениям, т.е. слушали со вниманием, словно молодые санчи пансы (причем здесь Испания?) - еще более круглолицые, но голодные. Беседа, точнее монолог, была политинформацией, звучали знакомые по «новостям» фамилии - Цзян, Дэн, Чжо, Мао… С известного момента я почувствовал, как младший затосковал, что уже воротило его, но вида не показывал. Традиция.
Какое счастье, думал я, что не знаю китайского! Хочешь-не-хочешь, а пришлось бы отвлекаться, вслушиваться в этот поток начальственной занудности, банальных истин и очевидного сумасбродства. Впрочем, за обедом, поедая суп-концентрат из лапши, вкусный даже без хлеба, я уже улавливал общий смысл, дух, так сказать, и даже загрустил, когда старший весело перешел на русский.
- Лас, два, тли, ситыли, пяць-а, сесь-а, сем-а… Ха-ха! Прлавильна! Харасо! Осиня харасо! Лас, два, тли, ситыли…Ха-ха! Ни стоит!
- Ха-ха! – вторил ему младший. - Ха-ха! – соглашался и я по-китайски. В купе оживились, зашумели, заулыбались.
Тогда замолчал старший. Видимо, общий шум в купе его не устраивал. Наступила пауза, в которой мы заняли позицию ожидания, а наш старший – место старшего.
- Мао Цзе-дун – после паузы, обращаясь ко мне, мудро улыбнулся уважаемый, - осиня харасо.
Я проявил понимание и уважение.
- Линь Бяо, – с тем же выражением, старший, - осиня харасо.
Я решил не возражать, а поддержать и продолжил:
- Дэн Сяопин – очень хорошо!
- Дэн Сяо-пин… - старший помедлил и, назидательно поглядев на нас, указал:
- Дэн Сяо-пин… Ни стоит.
Все замолчали. Далее развить тему не было возможности. И потому старший, проявляя ответное уважение, сообщил:
- Карала Маракса – осиня харасо!
- Я кивнул.
- Ленин – осиня харасо!
- Я промолчал.
- Сталин – осиня харасо!
- Не стоит, - решился я возразить.
Старший поглядел на меня внимательно. Понял – я хоть и молодой, но тоже начальник. И протянул булочку.
16
Америка с Европою «зажрались». Дородное мурло обывателя, вяло озабоченного ожирением, угнетает. Жажда жизни, тот самый голод переходит с насущного на лишнее, с живого на виртуальное. Сначала из спальни в романы, теперь из романов - в игру на компьютере. Вот и власти над миром сильнее хотят, обожравшись. «Иные времена – иные страсти. Приелись сласти мне - Желаю власти!»
Китай в основном сыт. Задача, поставленная Мао, была решена Дэном в восьмидесятые. Страну удалось накормить. Четверть Земли перестала быть «миром голодных и рабов»! Не чудо ли?!
Сытому – есть что терять. Ему не нужен весь мир. Он голодного не разумеет. В этом - залог миролюбия.
Так ли это?
«Мы сильны как никогда!» – голосует небоскребами КПК.
«Тогда мы ели рис и молчали, а теперь едим курицу и ворчим!» - сетует старшее поколение.
«Неудовлетворенность, обусловленная ростом потребностей, с одной стороны, и социальным расслоением, с другой, ведет к эпидемии «красных глаз» и озлоблению. Деревня измучена непосильным трудом и хроническим недоеданием. Небоскребы Города – символы ограбления Села. Ждите красных петухов!» – дацзыбает оппозиция.
А я не знаю, кого слушать. Надо идти к Учителю.
17
По желтой Янцзы я за Вами плыву, поражаясь.
В небе «Илов» и «Ту» не видать – «Аэробусы», «Боинги».
Небоскребы, как «горы стоят вдалеке».
Крокодилов повывели здесь со времен цзаофаней.
Плывем хорошо.
- Послушайте, Мао!
Не слышит.
- Послушайте!
Мао плывет.
- Я…
Не слышит. Ему ленинизм мелковат.
Как когда-то и нам маоизм:
«Если враг наступает, - смеялись, - мы отступаем.» (Смеялись.)
- Послушайте, Мао, Небесный Дракон, экспонат мавзолейный!
Я прошу Вас, пожалуйста, не отвечайте, ни откуда плывем, ни куда!
Ни секретов, ни планов, ни целей!
Одно только – как мой народ, мой китайский народ полюбить?
Научите!
Иначе, зачем Вы плывете за мной по Днепру?
18
Кажется, я понял, как привить себе, или, если хотите – развить у Вас - чувство любви к китайскому народу.
- ??
- Метафорой.
«Народ, - как дедушка, - китайский.
Его, - как дедушку, - люблю.»
А ведь верно! Дистанция, или скорее – диалог, или точнее – взаимное влечение наших народов – сродни беседе поколений.
Триада: Я – Дедушка - Народ китайский – пронизана традициями трудолюбия и бережливости, духом практической мудрости, привычками быта, а главное, родственною теплотой во взгляде восхищенного ученика и ласкового Учителя, внука и дедушки. Помню, дедуля смотрел на меня, как на маленького дракона, щурился и поучал, рассказывая что-то совершенно удивительное, завораживал, приучая к неторопливости и поседливости, наблюдая, тщательно ли я пережевываю пищу и наставления.
Дедушка приучал меня к ритуалу. А что такое «ритуал»? Оставляя в стороне специфику той или иной религии, общим для всех является установленная последовательность действий, актов мистерии, в которую вы вовлечены не как зритель и не как актер, а как действующее лицо. Ритуал приучает к порядку, к гармоничной организации пространства жизни. Но что еще важнее – к правильной – несуетной скорости бытия, степенности, гармонизации времени, как скорости прожевывания и переваривания информации.
Нет, дедушка не был церковным человеком. Он не молился-качался, не носил кипы и пейсов, не надевал тфилин. И все же его ритуал был еще круче, еще глубиннее. Ритуал приема пищи. Ежедневный, привычный, хранимый с дорелигиозных времен, и мудрый, столько за эти времена накопивший.
...Кушать садились на кухне. Несколько раз ерзнув на табуретке, уже в пижаме и шлепанцах, уже с вымытыми и насухо вытертыми китайским полотенцем хирургическими пальцами дедушка брал вилку и, пронося ее над столом, забывал обо всем, накалывая и перенося к себе на тарелку с витыми хвостатыми облачками, сначала молоки, мелкую селедочную икру («оставь ребенку!» - сердилась бабушка), а затем и кусочки дунайской или неведомо где раздобытого «залома», - переносил, и начинал есть, т.е. кушать, тщательно пережевывая. Наступала такая сосредоточенная тишина, словно в часовой мастерской, когда смотришь снаружи, сквозь стекло. Казалось, он осматривает каждую стрелочку и пружинку, то есть - обсасывает каждую косточку и каждую икринку, пробуя ее, пробуя ее словно манну, божественную крупу, посланную с небес.
Дедушке не надо было желать «приятного аппетита», что по-китайски означает «кушайте медленно, не торопясь». Кабы не было у него разносолов, был бы один рис в желтоватой мисочке, он бы и тогда обсасывал каждую рисинку в отдельности, выражая завистливую благодарность за такую крупную манну, что Б-г послал китайцам.
- Это правильно, они трудяги… Помнишь Чена? – И бабушка кивала в ответ.
Кто был тот Чен я не знаю. Но появление его тогда, в моем прибабушкином и придедушкином детстве, было, как видите, не случайным.
«Метафора любви, Метафора родства. Родимое в крови Чужого существа. Постой, не улетай Метафора добра. Я, дедушка-Китай, Из твоего ребра».
19
К Мао я не испытываю ничего. Было: «Ста-лин и Ма-о – бра-тья навек!…», оба в сапожках, оба топчут, или трубочку набивают народом; глубокой ненависти к Сталину хватало на двоих, а сейчас… Нет, Сталин по-прежнему Сталин. А вот Мао…В отраженном свете уважения и восхищения Дэн Сяопином и Мао заиграл кумачом с позолотой, пророчество насчет «трех миров» подтвердилось блестяще, а линия «тихе теля у двох маток (у США и СССР) сосе» вывела-таки страну на новые рубежи.
Так что? «Читайте, читайте Мао! – Узнаете Китая дао!» Так лучше? Так победим?
Я счастлив, что не хожу на партсобрания, не конспектирую цитатники, не боюсь рассказать анекдот… Однако, Мао - как Сталина - ненавидеть не удается. А жаль: «Ненавидя вождей, мы любили народы», тем более - такой близкий, несчастный, муравьиный, советский, совковый…
Этот народ попробуем полюбить, не испытывая ненависти к вождю. Нам это трудно. И мне – трудно. Трудно вернуть уважение к власти.
20
- А что это за терактовая армия?
- Не терактовая, а терракотовая, из обожженной глины. Армия императора Цинь Шихуана: все воины в полный рост, лица не повторяются, от коневода и лучника – до офицеров и генералов, третий век до н.э., это его захоронение, всемирно известный заповедник-музей. 7000 фигур!
- А зачем столько?
- Возможно, он и там собирался продолжить, война засасывает, входит в привычку, в традиции...
- Думаю, это уже не воины - зрители. Или массовка. Короче – окружение: поклонники, завистники, просто пришли. Какая прима без публики, лектор без аудитории, «хай чабан усі гукнули за отамана буде», вождь без народа...
- Давно нашли?
- В 1974. Слой земли сняли – а там траншеи, а в них – руки, ноги, головы – оторванные, осколками. Такое впечатление, что он – император – хотел увековечить живых солдат, а Время сказало – нетушки! – фиг Вам! – каких живых?! – это памятник Войне. И потому - руки, ноги, головы… Так их и не склеили всех, поняли, часть как было оставили: вот здесь они идут четырьмя колоннами по четыре в ряд, а здесь – смешались в кучу руки, ноги, головы, но еще без истления, в тот же день или ночь после битвы.
- Значит, понял что-то Цинь Шихуан?
- Вряд ли. Защита родины. Месть. Всемирная революция. Наконец, жизненное пространство - «Нас слишком много!» Власть...Да мало ли… - По-моему, - писал Мао, - атомная бомба не страшнее большого меча… Войны не нужно бояться…Если во время войны погибнет половина человечества, это не имеет значения. Не страшно, если останется и треть населения…
Какое высокое безразличие! Словно и не человек писал. И верно – писал Дракон. Длиною от Циня до Мао, от Богдана до Сталина.
Кто же он? Агрессор? Безумный вояка? Или все же – отец народа, и потому – политик, интриган? Есть версия, что драконья миссия - сидеть на горе в Запретном городе и пугать. Говоря по-нашему, «підгавкувати». Стравить Союз и Штаты и на этом поиметь дивиденды – вот типичная хорошо знакомая нам драконья стратегия. Секрет китайского экономического чуда видят отчасти и в этом. Перевооружение китайской армии, как считают специалисты, на самом деле прекрасно проведенная мистификация, позволившая Дэну за счет реального сокращения военных расходов сосредоточить усилия на модернизации производства потребительских товаров, наводнить мировой рынок.
Итак, Дракон не опасен? Надолго ли? Выдержит ли великая китайская культура демографическое давление? И такова ли эта культура, чтобы перечить войне?..
21
Культурный слой Поднебесной оценивают по-разному. Одни считают, что тысячелетняя история, помноженная на культ знаний, дает в итоге наибольшую по численности и качеству интеллигенцию, в то время как другие напоминают о чистках, «культурных революциях», эмиграции... Подчеркивая экологическое значение культуры, как фактора, сдерживающего пожирание земных ресурсов, на Западе не так давно была предложена формула «Не хлебом единым...», имея ввиду, что и сами интеллигенты потребляют материально скромнее, и окружающих подвигают к тому же. Лозунг «Искусство – в массы», когда вы сидите в кино и грызете семечки или чипсы вместо того, чтобы сидеть в кабаке и жрать рябчиков (в «Макдональдсе» и жрать гамбургеры), был недопонят фашистами. В результате обильное употребление сосисок с капустой при отсутствии отвлекающих музыкально-развлекательных программ вызвало позывы экспансии в восточные земли с известным финалом.
Культура... Ни черта она не удержит. Если только не понимать под культурою – дом, землю, работу, собственность, бизнес. Если только не понимать...
22
Знал ли «маленький Дэн» о бухаринском «Обогащайтесь!»? Его призыв «Накапливайте!», обращенный, прежде всего, к 700.000.000 крестьян не просто услышали. Ему поверили, хотя никакой приватизации земли в Китае не было. Был и есть семейный подряд, основанный на долгосрочной аренде земельного участка (на 50, в некоторых случаях – 70 лет); при этом большие бригады, аналоги наших радгоспів, распускались, а сохранили их только на худших землях, замкнув на госзаказ и госрезерв.
Поскольку земля не стала объектом купли-продажи, удалось удовлетворить чаяния «того, кто ее обрабатывает», отсрочить и смягчить процесс имущественного расслоения, ослабить проблему батраков, не дать районной и областной «головке колонны» прихватить землицы впрок, т.е фактически исключить ее из севооборота. Ликвидация больших бригад позволила снять противоречие между фермерами, блюдущими свое, c одной стороны, и остальной массой, привыкшей к общей миске, с другой.
Конечно, это было специфически китайское решение, основанное на реальной поддержке семей инвентарем, удобрениями, улучшенным семенным фондом – результатом достижений Китая в области генетики и селекции. Специфическое решение политически верное. Властям снова поверили. «Завтра не отберут!» Подряд указал перспективу. «Накапливайте!» Поэтому они и впряглись.
23
В Начале было Число… И Число было у Дракона, и Число было Дракон. Число это – девять. Посмотрите внимательно на девятку. По сравнению с нулем – бесконечность, а по сравнению с бесконечностью – ноль. Какая срединность! Четыре стороны света – четыре стихии-элемента – свиваются в пятый, срединный, и вновь развиваются в четыре. Пространственно – это тор – Змей, кусающий себя за хвост, самое древнее изображение Дракона. Вечное повторение, сведение пространства в точку. Взрыв! Переход. И вот уже ноль превращается в бесконечность.
24
А вот и выпускной! Как быстро… Кланяюсь, кланяюсь. На этом фото я в центре, вокруг шаолиньские дети. Скоро и они получат путевку в жизнь, а может и за границу, может и к нам.
Нет, они не станут американцами или украинцами. Они остануться китайцами, потому что хранят чувство сыновнего долга и обязанность помогать Родине. Такова традиция. И таково отношение к ним государства: никогда эмигрантов на этой земле не считали изменниками!
Китаю они – дети. Они всегда помнят об этом. Не потому ли инвестиции диаспоры – важнейшая составляющая экономического чуда.
Они – всегда китайцы, следовательно - Настоящие Граждане мира.
25
Летний кинотеатр по дороге в Тибет. Круглая площадь, огороженная частоколом. Широкий экран. Слева – Мао, справа – Кун. Экран - словно развернутый по горизонтали свиток. Заходит солнце. Смеркается. Над будочкой киномеханика гаснет красная лампочка. Звучит китайская музыка, и в центре темного экрана появляются три белых иероглифа.
- О-о! – зашумели зрители, будто они ожидали другого, а взамен неожиданно получили фильм, лучший во всех отношениях.
Музыка закончилась, а иероглифы все те же: три белых, на черном, в ряд. Я начинаю тревожиться за механика, как обнаруживаю – на экран уже никто не смотрит – все глядят вверх, в небо. Что? Как? Зачем? Я кручусь, а соседи кланяются и указуют! Да! Они тычут пальцами в зенит и, - Ах! Я кажется… Вот оно что! - сегодня Небо показывает Дракона, Который больше, лучше, величественней! Правильно! Музыке – не звучать. Не мелькать кинопленке. Что лучше и естественней степной тишины?
Вечные звезды, свивающиеся в созвездия…
Затекает шея… Шеренги затекших шей внизу и недвижный Дракон в Небесах…
