Лида проснулась поздно. Глянула на часы и тут вспомнила – суббота. И решила еще полежать, понежиться.
Торопиться некуда. И незачем. Леша обещал заехать к трем: «покатаемся, заскочим в салон – пора уже подумать о платье, туфельках, аксессуарах…»
А после собирались с друзьями в кино. Только не здесь, на массиве, а где-нибудь в центре, посидеть после сеанса, пообщаться.
Все было ясно и очевидно, день выписывался отчетливо, без этих «не знаю, смогу ли…» или «я еще перезвоню…»
Лида посмотрела в окно – туман редел и день обещал быть солнечным и теплым.
Солнечные блики вошли в комнату и яркими пятнами пали на «Райские яблочки», картину над трюмо, давнюю ее работу. Заиграли, затмили - и контур яблоневой ветви и бледные плоды на ней.
Лида поднялась, потянулась – и, оглядев свое отражение, спокойно оценила легко скрадываемые недостатки – чуть скошенный подбородок и длинноватые ступни, - нет, он замечал совсем другое: танцевальную легкость, сдержанную до известного момента игривость и самозабвение… Поднялась на носки, потянулась, поглядела за спину – и решила надеть сапоги на высоком каблуке.
А профиль… Она знала, что хороша, когда смотрит искоса, склонив маленькую головку - в точности как на портретах пушкинских красавиц. Помниться, показывая миниатюры, он восхищался и просил позировать именно так…
Лида потянулась еще раз и пошла в ванную, долго плескалась, привела в порядок пятки, утреннюю маску решила не делать, - хороша и так, - вернулась к себе и села у окна.
За окном открывался пустырь, контуры стройплощадки, вагончики, а там, дальше, бежала окружная дорога, и несмотря на пластиковую раму и закрытую форточку, стекло подрагивало и гул проникал в комнату – слабый, еле слышимый, как фон в наушниках.
Лида села у окна, достала кисточки, краски, смывку и лак и задумалась над сюжетом. В традициях «птиц и цветов», - как же он называл? – «хуа?.. няо?», кажется, так… - в традициях древнего стиля следовало изобразить что-то одно. В особенности, в технике миниатюры. «Поверхность ноготка слишком мала для сложной композиции. Либо то, либо другое. Смешивать не стоит!» – советовал настоятельно, касаясь, трогая тот, что расписывал. Кисточку вел неуловимо, несколькими мазками. Было щекотно, и поворачивая, разглядывал работу, и склонялся, чтобы подуть на лак, как на ранку…
Она решила, что темно-красные бархатные розы в бутоне – объект трудный для изображения, - будут уместны, с удлиненной формой ногтей сочетаются прекрасно – и принялась за дело с левого мизинца.
На левой руке букет получился скоро и понравился. А с правой пришлось повозиться: кисточка дрожала, левой рукой всегда сложнее. Работа была кропотливой. Безымянный пришлось смывать, начинать сначала. И то же с большим.
Приступая к последнему, Лида почувствовала усталость, потянулась и, опершись на подоконник, выглянула во двор.
На верхушку чахлой березы присели две сороки и, не удержавшись, – тут же взлетели и исчезли.
Белая голубка (мелко) и иссиня-черный (кружась) побежали по балконным перилам направо, направо, за раму.
По двору, торопясь, пошел соседский ребенок с букетом и вздрогнул: засиренила иномарка, тронутая, очевидно, неосторожным…
- Что это? Почему! Почему я должна об этом думать? Прошло больше года…
Она взялась за кисть и вспомнила, что сегодня суббота, первое октября, День учителя. И день его рождения.
Тогда, прошлой осенью, она все-таки позвонила, поздравила.
Подрагивая, кисточка застыла над десятым цветком, четным, а четное число цветов в букете - невозможно для счастья. Он всегда обращал на это внимание, рекомендуя изображать на десятом аиста или чайку, журавля или фламинго, синичку или жаворонка, голубку или лебедушку, «воробышка», «ласточку» …
Звонить?…
Десятый цветок вывела четко и без колебаний.
Одиннадцатый принесет Леша. Она была в этом уверена.
Лида омыла кисти, взялась за педикюр...