Наша, украиночка...

За нашим столиком – вся бухгалтерия. Вера Павловна, Жанна Петровна, Любка, Танечка и я. Нет только Виктора Андреича – ему полагается обедать за директорским, под иконами.

Кухня же для всех одна. Так повелел Хартман, наш Хозяин: обеды со скидкой, конкурсы, подарок на свадьбу, иконы, живой уголок…

Меня приняли, опекают. Может оттого, что я не лезу или отмалчиваюсь. Со своим уставом, говорят, а тем более в женский…

Кого же они сегодня?.. Свету. Королеву нашу. «Лицо, - как говорит Жанна Петровна – хфирмы. Всё точёноё. Губки, носик. Фигурка такого же плана - "не плоскенька", - не то что эти палки-скакалки, а всё при всём, як раз для фирменого костюмчика. Обтянется - спереди - сзади - грудка – попочка - точно $ на долларах – Женщына. Красавыця. Вылита Марлен Монро. Тому и костюмчики ей абсолютно. И той, «мунлайт», шо с магазина Версачи, или отой, помнишь, Вера? – золотой!»

И верно, - выйдет Света в нашей фирменной цвета морской волны форме - еще у двери - оборотится - а все уже - грузчики, уборщицы, и те, что на кассе, и охранники - все:

- Светлана Филиппоповна в зале! - подберутся, подтянутся…

А пойдет..., шлейф за собой ароматный оставит, да не простой, а лучший, роскошный, «Жадор», а какие ж еще!

- А счастья – нет, - заключает Петровна. (Всем известно - Света разводная, старики, ребенок…)

- Как в жизни бывает? Смотрите. Красавица. И работа - администратор. Не последняя у нас в "Украине". Себя обеспечивает. И любовники есть. Одевают. Обувают.

- Золотой ей кто? Генерал подарил?

- Генерал МВС - наш попред ним на цырлах, а её все вперед, вперед - Свету.

- "У вас не кадры - золото!"

- Машину присылал, понятно, чьи номера.

- Не-е, это не усатый. Ему генеральша, только узнает, сразу все оторвет. Он же весь в компромате.

- А я слышала, что это артист подарил.

- Круль, что ли? Жди, разгонится. Во-первых, он нищий.

- ?.. У него же фирма, кафе…

- И три семьи с алиментами. Круль только с виду крутой. Швыцер, польский швыцер.

- Кто мог, кроме нашего, так это Людвиг, тот, что в мае приезжает. Он мог. Серьги, кулон с сапфирами точно с него.

- И чего она за него не хочет? Немец. Всегда с иголочки. Каждый раз на новой машине.

- Да… и неженатый вроде. Здесь что-то не то.

- Людвиг точно неженатый. А машины он продает. Сюда гоняет. А там он безработный.

- Ах! Мне б такого безработного…

- Козла рыжего?! Ребенку нужен отец, а не пидарас в кепке!

- Ой, девки! - за столом заливаются - Немцы, между прочим, я в "ночном кинозале"… – и разговор убегает в сторону, но ненадолго.

- Я тоже думаю, - замечает Вера Павловна, - что не из-за этого. Думаю, вот что. Конечно, женщина ради семьи, ради детей способна собой жертвовать. Но он из Берлина, восточный, у них сейчас кризис, гарантий особых нет. Что же ей - шило на швайку? И…действительно, не видный он какой-то.

- Мужик - гавно. Только что иностранец.

- Иностранец иностранцу рознь. Вот литовцев как считать?

- Палтуса, что ли? Дирижера?... Тоже ж он к ней. На тот Новый год книгу нот прислал.

- Приносила, показывала.

- Ну зовет... А что толку?! Годков ему… Ку-ку. Ку. И – пп-у! Вертайся обратно. Что ей там светит? Там все наследнички уже поделили - ты за них не беспокойся.

- А я б и так жила. И горя не знала. Все любят, все на руках носят. Задаривают.

- Носят-то носят. А ребенку нужен отец.

- Да не очень-то и носят, ручки устают. И Светуля, между прочим, уже не та.

- Завидуешь, Любка, а ты не завидуй.

- Чему завидовать? Светке, нашей Филипповне сколько? А?

- Двадцать, э-э, восемь…

- Тридцать восемь, а не двадцать!

- Светке - 36 - я самолично паспорт её держала. Как говорится, возраст Исуса Христа. Уже отпела, отгуляла - еще годок-полтора и - с майдана на вокзал… Бабий век.

- Сама виновата. Доперебиралась. И этот - не то. И Людвиг - немец.

- Я не раз. Я ж подруга была. Правильно ей та, шо она ходит, гадалка:

"Все они, - говорит, - козлы, кобели женатые, заезжие: им одно - потрахаться, попользоваться тобой, красотой твоей, Светлана. Потому - бери, требуй, мужчина должен помогать, не жалей их, скотов, стриги, дери, получай!..»

- Ой, Люба, не то говоришь.

- А что "не то"? Что, не правда?

- В том то и дело, что нет. Нехорошо. Не звери ж мы хищные…

- А вы, Вера Павловна - добренькая. И что вы с этой добрости имеете? "Нате - берите". Даром? Пусть платят. Родьку кому подымать? Кто стариков? Круль? Или усатый?

- Мужчины должны помогать. Я тоже так считаю. Вот вы, Вера Павловна, католичка. А если бы у него - Танечка показывает пальцем в сторону директорского столика - если бы у Него были дети?

- У кого? - У них у всех дети.

- Да я про Иисуса Христа. Если б у Него были дети - Он бы им в первую очередь, и не лез бы на рожон - всех не обогреешь - о Себе, о семье надо думать. А вы – «хищница…»

За столом задумываются, сидят молча. Но недолго.

- Мне казалось, с Виктором у нее сладится.

- И я так думала. Хорошая пара. Три года … или?…

- Почти четыре. И помогал. Тянул. Администратора с кассирши благодаря ему…

- Стойте! – вставляю я. - Он же женатый?

- В том-то и дело, ты не знаешь - в том-то и дело, что готов был уйти, метался, а ваша, Любочка, экстрасенша, гадалка эта чертова, его и убила.

- Кто?!

- Да. Нагадала Свете дирижера. Не старого, нет. А, мол, поезжай к тому, к старому, к Палтусу в гости - зовет же, а там на вечере - пусть вечер устроит - молодого себе и встретишь, с домом, богатого. А пока что со всех, и с Виктора, собери на отпуск, - налог, так сказать, на красоту, - покажи, что не дурочка - а женщина, знающая себе хорошую цену.»

- Вот тогда Виктор и отошел. Оскорбил и - все.

- Не дал, что ли, денег?

- А вот не угадала. Видела я разговор тот. Как раз дежурила. На мониторе. В зале, в бакалейном. Встретились:

- Как, - спрашивает, - отдохнули?..

- Погодь, Вера, ты ж не так. Надо ж пояснить. Виктор не хотел, чтоб она ехала, денег дал, а по всему – решился, и сам может даже семье заявил, решился, и Свету позвал с собой. А Светка - шух. И махнула назло. Короче - встретились, когда вернулась. На него смотреть больно - желваки, глядит в сторону, а та, как ни в чем не бывало, приветливая.

«Как, - спрашивает, - Светлана, отдохнули? На уровне?»

«Естественно, - отвечает. - Принимали достойно! - и добавляет, зараза, будто кто диктовал,

- А я догадываюсь – кто!

«Я, - добавляет, - женщина дорогая.» - И смотрит - в самые очи. А наш тоже – в карман не полез:

«Неужто, - говорит, - валютная?...»

- Кто, Жанна? Виктор?!

- Жанна! Что ты выдумываешь! Он – ни слова. Я же сама видела, на монито…

- Видела, а недочула! Говорил, говорил. Светка ж - лыбится, - не знаю, сбылось ли то предсказание, думаю - нет, - однако ж, кокетка, плечом повела, грудку, попку. Собой любуется! А он:

«Э-ге, Светочка, милая, - покачал головой, - давно уж вы не валютная, да, не валютная...»

- Жанна! Не было этого!

- Было! «Не валютная, - говорит, - Хотя и, правда ваша, - не рублевая!» - Поклонился и пошел.

- Ну, Жанна… - Вера Павловна и не произносит даже, а задыхается…

- Вот сволочь!

- Кто, Люба?!

- Так оскорбить! Он же мизинца ее не стоит!

- А по мне Витя – мужик стоящий!

- Да, что ж вы, господи?! Стоит… не стоит… По какому курсу?..

В эту минуту дверь в кафе отворилась и легкою на помине явилась Света, а за ней новый зам, пропуская ее вперед, к столу руководства. Светлана Филипповна шла уверенно, улыбалась победно, и брильянты сверкали над форменной одеждой, как звездочки на рассвете или на закате.