К вопросу о социально-экономической доктрине у Иисуса Христа
Учение Иисуса Христа постоянно трактовали в зависимости от социальных задач, политических установок, модных философских концепций.
Адольф Гитлер в «Майн Кампф» писал, что вдохновлен человеком, который безуспешно борется против иудейского заговора, тем самым превращая Иисуса в арийца и антисемита.
Иммануил Кант, следуя идеалистической доктрине, возвел Иисуса в ранг творца этики..
«Своим» считают Иисуса и романтики, и экзистенциалисты, и структуралисты.
Разнообразие точек зрения позволяет предположить, что Евангелие – благая весть не только для отдельного человека, но и для общества, то есть Оно должно содержать социально-экономический блок, принципы общественного устройства, не противоречащие христианской доктрине личного спасения.
«В философской и исторической литературе широко распространено мнение, что идеи социализма были подготовлены христианством...» (Краткая Еврейская Эн-|циклопедия, т. 8, с. 453). Антонио Грамши – один из первых итальянских комунистов – писал: «Красная туника Христа сегодня еще ярче, краснее, еще более большевицкая... Кусочек Христовой туники находится во многих красных знаменах коммунистов...» («Новый порядок», 2.10.1920 г.). Разделяя эту позицию, известный общественный и религиозный деятель С. Н. Булгаков отмечает: «Откровение дает вполне определенные руководящие нормы общественного устройства. Первая каждый должен трудиться... Второю... служит забота о слабых и угнетенных...
Нормальным с точки зрения этих принципов... строй... зовется социалистическим». (С. Н. Булгаков. Христианский социализм. – Новосибирск: «Наука», 1991, с. 85).
Кабинетными оценками родства христианства и социализма можно было бы пренебречь, если бы не общественная значимость. Если бы этот тезис не воспринимался массами как очевидный. Приходится констатировать, что Иисус в сознании народов – защитник бедняков, обличитель богатых. Отождествление «светлого будущего» на Земле с Царством Божиим, с приходом справедливого Отца народов, который отберет у богатых и разделит между нищими и тем самым обеспечит равенство, коллективизм, – есть типичное для народного сознания восприятие Христа и его учения.
Так ли это?
«Сомнения в социалистической ориентации Иисуса возникают уже по той причине, что Церковь, как любая общественная организация, ориентирована на популизм. Разъясняя Учение Христа, церковники не могли не учитывать классовый состав основной паствы, уровень ее подготовки, и если хотите, посвященности. Не потому ли христианская этика отражается в сознании людей ярко и отчетливо; а взгляд Христа на общество скрыт, намеренно затуманен? Нет ли в социально-экономической концепции Иисуса чего-то такого, что находится в неизбежном противоречии с этическими нормами, в нормальном противоречии, к сожалению, малопонятном широким народным массам?
Попытка ответить на поставленные вопросы приводит к притчам. Почему? Во-первых, потому что «в них, – как справедливо замечает Александр Мень, – наибо¬лее полно запечатлелось Его учение». (А. Мень. Сын человеческий. «Волга», 1991, № 7, с; 30) Иисус особенно любил притчи, приводя примеры из повседневной жизни.
Во-вторых, притчи по самой своей сути убеждают сравнением с типичным, бытовым, общеизвестным. Мы не задумываемся над первым планом, ибо он банален, очевиден, мы ждем объяснения, трактовки. Так за деревьями не видят леса. Между тем, прочитываемые буквально, притчи содержат постулаты, достаточные для того, чтобы очистить христианское учение от коммунистической фальши, убедиться в глубочайшей мудрости Христа, как общественного деятеля, и потому уверовать в Него не только сердцем, но и разумом.
Приведем Притчу о виноградарях из Евангелия от Марка. И попробуем прочесть ее внимательно, с уважением к неслучайному слову Христа, отраженному с небольшими редакционными изменениями в трех канонических Евангелиях (От Матфея,.Марка и Луки) и в Евангелии от Фомы.
Притча о виноградарях.
«Некоторый человек насадил виноградник, и обнес оградою, и выкопал точило; и построил башню, и отдав его виноградарям. отлучился.
И послал в свое время к виноградарям слугу, – принять от виноградарей плодов из виноградника; они же, схвативши его, били и отослали ни с чем.
Опять послал к ним другого слугу; и тому камнями разбили голову и отпустили его с бесчестьем.
И опять иного послал: и того убили; и многих других то били, то убивали.
Имея же еще одного сына, любезного ему, напоследок послал его к ним, говоря: постыдятся сына моего.
Но виноградари сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его, и наследство будет наше.
И схвативши его, убили и выбросили вон из виноградника.
Что же сделает хозяин виноградника?
Придет и предаст смерти виноградарей, и отдаст виноградник другим.
О чем притча?
Некоторый человек – (заметим в скобках абстрактность фигуры главного героя) – соорудил виноградник, сдал его в аренду и затем столкнулся с незаконными действиями арендаторов, отказавшихся платить арендную плату. Преступление совершено, раскрыто, виновные понесли заслуженное наказание. Вывод: законы надо соблюдать.
Для тех, кто хотел бы видеть в Иисусе революционера, буквальное прочтение притчи уже нежелательно.
Однако Иисус акцентирует внимание не только и не столько на соблюдении законов.
Первое.
Нарушая договор аренды, не отдавая плодов, виноградари действуют незаконно, но к ним терпеливо посылают одного слугу за другим. Слуг побивают и убивают, но возмездие не наступает. Почему? Разве этого недостаточно для наказания виноградарей? Достаточно. Почему же он терпит? По доброте душевной? Ни в коей мере. Всепрощение здесь ни при чем, вскоре он придет и предаст их смерти. Его бездействие можно объяснить лишь одним – действия арендаторов еще не посягнули на самое святое.
Что же столь свято для него? Убийство сына? Безусловно. Но не только.
Иисус показывает, что возмездие настигает виноградарей не за убийство слуг, и даже не за убийство сына, а за попытку экспроприации собственности.
Выбросив тело сына вон, арендаторы как бы говорят – это наша земля, наш виноградник, твой сын мертв, ты лишился наследника, а значит – и наследства.
– Что же сделает хозяин виноградника? – спрашивает Иисус. Заметьте, после убийства сына, Иисус не называет его «отцом убитого сына», и уж тем более – «некоторым человеком». Он впервые называет его «хозяином виноградника». Почему? Потому что в притче Иисус ведет речь не об отдельном, а о типичном: хозяин виноградника не только осуществит возмездие, – этого было бы достаточно для безутешного отца, – хозяин виноградника отдаст его другим виноградарям. Люди уходят, а функция владения, распоряжения и пользования виноградником – остается.
Второе.
Господин виноградника не мог предположить, что виноградари пойдут на убийство ради виноградника, – иначе, не послал бы к ним сына, – но это произошло. Почему? Виноградари решили убить наследника, и надеются, что виноградник будет принадлежать им.
А вот этого как раз и не происходит. Институт частной собственности нерушим. Эта возможность – перехода собственности к преступным арендаторам – даже не рассматривается.
Третье.
Иисус снимает проблему происхождения собственности. Он подчеркивает: насадил виноградник, обнес оградой, выкопал точило, построил башню. Зачем так подробно освещать процедуру первоначального накопления? Для того, чтобы обелить хозяина, показать трудовое происхождение собственности? Возможно. (Кстати, в Евангелии от Фомы Иисус называет «некоторого человека» – «добрым человеком». Не по этой ли причине?) Но, прежде всего, для того, чтобы преступление виноградарей выглядело рельефнее. Они не могут провозгласить: грабь награбленное! Собственность нажита честно. У них нет права на грабеж.
Четвертое.
Тяжесть наказания. Многих слуг побили и даже убили арендаторы, а возмездие не наступало. Почему? Что хотел этим сказать Иисус? Не то ли, что преступить закон – есть наибольший грех? Почему Иисус – воплощенная доброта – в данной ситуации жесток, и все соглашаются с этой жестокостью? Не потому ли, что соблюдение законов общественного устройства и, прежде всего, защита частной собственности, – есть объективная необходимость, независящая от моральных норм, а напротив – первое, необходимое условие, базис нравственности?
Пятое.
Иисус не просто освятил частную собственность. Он поставил ее – в отражении второго – аллегорического – смысла – в один ряд с Собой и Учением о спасении. Задолго до Иисуса пророки сравнивали Израиль с виноградником, а Бога с хозяином. При этом буквальный смысл, первый план ветхозаветной притчи затенен толкованием настолько, что его как бы и не существовало.
Иисус идет дальше. Первый план притчи усиливается вторым – аллегорическим:
Кто посягает на частную собственность – тот посягает и на учение христианское.
Какое великое пророчество! Коммунизм и атеизм неразделимы.
Вот краеугольный камень. «Всякий, кто упадет на тот камень, разобьется; а на кого он упадет, того раздавит».
Вот почему нам так тяжело выходить из кризиса. Он слишком глубок, он потряс суть вещей.
Сталкивая человеческое и Божественное, первый и второй планы притч, Иисус свидетельствует о независимости законов общества от нравственных норм. Он подчеркивает, что развитие общества следует оценивать по критериям, отличным от добра и зла в редакции моисеевых заповедей.
Не об этом ли говорится в Притче о злом господине?
Некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться.
Призвав же десять рабов своих, дал им десять мин и сказал им: употребляйте их в оборот, пока я возвращусь.
Но граждане ненавидели его и отправили вслед за ним посольство, сказавши: не хотим, чтобы он царствовал над нами.
И когда возвратился, получив царство, велел призвать к себе рабов тех, которым дал серебро, чтобы узнать, кто что приобрел.
Пришел первый и сказал: господин! Твоя мина принесла десять мин.
И сказал ему: хорошо, добрый раб! За то, что ты в малом был верен, возьми в управление десять городов.
Пришел второй и сказал: господин! Мина твоя принесла пять мин.
Сказал и этому: и ты будь над пятью городами.
Пришел третий и сказал: господин! Вот твоя мина, которую я хранил, завернув в платок. Ибо я боялся тебя: берешь, чего не клал и жнешь, чего не сеял.
Господин сказал ему: твоими устами буду судить тебя, лукавый раб! Ты знал, что я человек жестокий, беру, чего не клал, и жну, чего не сеял;
Для чего же ты не отдал серебра моего в оборот, чтобы я пришед получил его с прибылью?
И сказал предстоящим: возьмите у него мину и дайте имеющему десять мин.
И сказали ему: господин! У него есть десять мин.
Сказываю вам, что всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отнимется и то, что имеет.
Врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною. (Лука 19.12–27).
О чем притча?
Во-первых, в ней говорится о принципах эффективного хозяйствования. В самом деле, господин получает царство, несмотря на то, что он злой. Очевидно, он устраивает дающего царства. Не потому ли, что умеет взять, чего не клал и пожать, чего не сеял, т.е. собрать налоги в полном объеме? Возможно. Однако, на этот счет притча дает более точный ответ: налоги для кесаря (а кто еще раздает царства?) собирает талантливый инвестиционный менеджер, подбирающий кадры и распределяющий между ними города в соответствии с их финансовыми способностями. Иисус подчеркивает: если для отдельного человека важнейшим является нравственность, то для общества – эффективность. Эффективность – есть главный критерий прогрессивности общественного устройства. Или, другими словами, нельзя судить общество по законам нравственным.
Во-вторых, Иисус пророчествует о том, что реализация принципа эффективности с неизбежностью приведет к имущественному расслоению. И это правильно! Управлять активами должен имеющий и умеющий эффективно хозяйствовать. С точки зрения отдельного человека это может показаться несправедливым, однако благосостояние общества определяется наличием эффективного собственника, предпринимательской активностью.
В-третьих, врагов принципа эффективности следует бить. Не любить, заметьте, – а бить, – заявляет Иисус. И это правильно, это нравственно, поскольку неизмеримы беды, приносимые ими.
Что же лежит в основе эффективности? Интересы и связанная с ними предпринимательская активность.
В Притче о неверном управителе (Лука 16.1–8) Иисус рассматривает роль инициативы, противопоставляя ее нравственности, и делает неожиданные для обывателя выводы.
Притча о неверном управителе.
Один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его.
Тогда управитель сказал сам себе: что мне делать? Господин мой отнимает у меня управление домом: копать не могу, просить стыжусь.
Знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом.
И призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему?
– Сто мер масла.
И сказал ему: возьми свою расписку и скорее напиши: пятьдесят.
Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми свою расписку и напиши: восемьдесят.
И – (тут необходима пауза, которой нет в Писании, пауза, чтобы восхититься Словом Божиим!) – И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил. Ибо сыны века сего догадливей сынов света в своем роде.
О чем притча?
Управитель поступает безнравственно, но заслуживает похвалу. За что? За догадливость, за «ноу-хау». Иисус честно признается: сыны света менее догадливы, они слишком нравственны, чтобы придумать такое. Однако, развитие общества требует новаций, экспериментов, в том числе и финансовых афер. Можно с уверенностью сказать, что современные финансовые институты – биржи, трасты, кредитные союзы, пенсионные фонды – создавались, прежде всего, с целью финансовых спекуляций, и лишь затем, исчерпав возможности получения интеллектуальной сверхприбыли, превращались в надежную ячейку рыночной системы. Вот вам ответ на вопрос: следовало ли в период перехода к рынку запретить создание денежных трастов, таких, например, как МММ? С точки зрения интересов вкладчиков затея была безнравственной, людей попросту обманули, если не считать, что они заплатили за науку. С экономической же точки зрения трасты выполнили необходимую социальную функцию, они изменили хозяйственное мышление населения, превратили его из аморфной массы в контрагента рыночных отношений, волей-неволей принужденного сопоставлять доходность и риски, и тем самым производить рациональный выбор.
Итак, кесарю кесарево, а Богу Богово. Признавая не только личную свободу человека, но и объективную независимость законов общества от действий сынов света, Иисус логичен в своем следующем выводе: инициатива, активность – есть великое благо, носители этих качеств заслуживают Царства Божьего, даже если общественная польза затенена обвинениями в безнравственном. Характерно, что Иисус не разъясняет, что сделал господин с неверным управителем. Для декларации настоящей нормы это не важно. Если Мавроди нарушил закон – он должен сидеть в тюрьме, успокаивая себя благосклонным отношением Пророка.
Прочитав эти выводы, мои прокоммунистические оппоненты, заигрывающие с церковью, наверняка заметят: ну, хорошо, а верблюд? Имея ввиду известный диалог Иисуса с богатым человеком. Помните? Про игольные уши!
Вот, где правда! – закричат вслед за ними прогрессивные социалисты. – Вот где суть Учения Христа, верного друга пролетариев и врага богатых.
Для ответа обратимся к тексту.
«И спросил его некто из начальствующих:
– Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?
Иисус сказал ему:
– Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог.
Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою?
–Все это сохранил я от юности моей.
Услышав это, Иисус сказал ему:
– Еше одного не достает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною.
Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат.
Иисус, видя, что он опечалился, сказал:
– Как трудно, имеющим богатство войти в Царство Божие! Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие.
Слышавшие сие сказали:
– Кто же может спастись?
Но Он сказал: невозможное человекам возможно Богу. (Лука 18.18–27)
Товарищи! Заметьте, Иисус нигде и никогда не призывал взять, отобрать у кого-либо его собственность, продать и раздать нищим. Призыв продать имение относится только к самому владельцу, и тем самым подчеркивает только его (и ничье иное!) суверенное право распоряжения и пользования имуществом. Надо сказать, что и это – сугубо добровольное решение – «ужасает, изумляет» учеников Христа. «Кто же может спастись? – вопрошают они. И Иисус отвечает: «Невозможное человекам возможно Богу». Думается, этой фразой Иисус как раз и не закрывает богатым дорогу в Царство Божие даже в том случае, если имение не продано и не роздано нищим. Не означает ли это, что Бог будет решать судьбу богатых по иным критериям, учитывающим не только милосердие и щедрость, понятные народным массам, но и особый вклад богатых, начальствующих в развитие общества, подчас непонятный народу.
Есть и другое, не менее сущностное прочтение: Иисус соглашается с тем, что требует невозможного, подчеркивает эту невозможность, обобщает – «невозможное человекам» – и тем самым возводит в правило, в обычай, в закон общественной жизни.
Конечно, Иисус – друг всех обездоленных, сломленных, несчастных, как, собственно говоря, и других добрых и грешных людей. Однако, шариково «Все поделить!» вызывает у Иисуса решительную отповедь:
– О, человек, кто сделал меня тем, кто делит? Он повернулся к своим ученикам, сказал им: Да не стану я тем, кто делит! (Фома 76).
Яснее не скажешь.
Итак, социально-экономическая доктрина Иисуса Христа базируется на признании объективной реальности экономических законов, имеет своей краеугольной основой частную собственность, целевой функцией называет эффективность, а источник достижения цели видит в предпринимательской активности. Не правда ли, здорово! (с ударением на второй слог).
А как он пишет о налогах, о роли государства, о взаимоотношениях труда и капитала, о…!
Читайте, читайте Господа нашего, господа!
