Муха “Це-це”

В этом удивительном образе: и родная кухонная муха, первое божье насекомое, прилетевшее, как бабушка, поздравить меня с рождением, и чудная красавица, цаца – венец битвы и победы, ради которой и в которую влюблялись любимые мною поэты, и страх летаргии, черноты и особенно, недвижности, и Африка, где все бегают и скачут, как укушенные.

Сначала была просто великанская муха, черная, с таким жа¬лом! - больше самого громадного шершня.

Это потом, когда стали старше, поняли, что не самый большой паук - самый ядовитый, а средний, черненький.

И тогда, пораженные коварством обыкновенного, рассказывали, хитренько прищурясь, какому-нибудь незнающему “це-це”:

“Думаешь – обыкновенная муха. Проста-ая. Некусу-учая. Сади-ится. (И вдруг!) – А это – Муха “Це-це”! И всем, и рассказчику было страшно оттого, что черная, кусучая, а главное, что днем спать и ночью, и снова днем, когда все гуляют, и ночью, и так всю жизнь!

Помните, плакат “Африка просыпается”? Там такой огромный, как Кинг-Конг, негр, просыпается и рвет цепи, а дядя Сэм, малой, как его ботинок, боится и трясет жидкой бороденкой.

Это ж какой надо быть мухой “це-це”, чтобы такого негра усыпить?!

О, муха “це-це”! О, сладостное цыканье восхищения, удовольствия и вредности.

“Представляешь? Она к тебе подлета-ает, сади-ится, жало высо-овывает?...”

Что? Нестрашно? Правильно. И мы не особенно боялись, потому что знали: мухи “це-це” у нас не водятся. Хотя некоторые мухи далеко летают. Но я не боялся, то есть недолюбливал, как того здорового хлопца, хулигана из соседнего двора, и замолкал, и супился, когда он к нам приходил и приставал.

А муху “Це-Це” - так и хочется дважды написать с большой буквы - уважал, как Снежную Королеву или смерть. И жалко было только, что она не может быть хорошей.

Муха “Це-це”. Помню, Алик Цаповецкий (Це? Повецкий?) как-то подошел ко мне и спросил:

- А ты бы поцеловал негра?

- Негра? - Негра целовать не хотелось.

- А зачем? - поинтересовался я.

- А как будить?

- Кого?

- Ну, от мухи “це-це”!

В самом деле, как будить? Как меня будили? Целованием. И еще совещались, будить или нет, а я уже не спал и слышал про “кукольное личико”, и старался правильно сопеть, и бабушка наклонялась и целовала в лобик, и было щекотно, но глаз я еще не открывал, и замирал, и мама уже шептала - “проснулся, проснулся, притворяется”, - и я, наконец, соглашался и открывал глаза миру.

И в сказках будили целованием. И оживляли мертвых, и раскаменевали, расколдовывали.

Но муха “це-це” - это не сказочки. Какие поЦЕлуйчики! “Приедут наши доктора и сделают уколы, спеЦЕальные.”